Невероятно ухудшилось бедственное положение военнопленных. Как привидения,
бродили умиравшие с голоду, полуголые существа, часто днями не видевшие иной
пищи, кроме трупов животных и древесной коры.
Герсдорф и я посетили лагерь военнопленных под Смоленском, где смерть уносила
ежедневно сотни жертв.
Смерть в пересыльных лагерях, в сёлах, на дорогах.
Нужны были немедленные и чрезвычайные меры, чтобы остановить это победное
шествие смерти.
В двадцатых годах Герберт Гувер (президент США в 1929–1932 гг.) стал во главе
разветвленной организации «Помощи голодающей России», АРА{7}. Может быть, стоило бы послать просьбу о
помощи Гуверу? Или президенту США?
Эта мысль пришла мне в голову потому, вероятно, что я в 1921 году принадлежал
к кругу людей, которые старались привлечь мировую общественность к оказанию
помощи голодающей России. Как скромный работник нансеновской организации помощи,
я и позже в течение многих лет поддерживал контакт с администрацией Гувеpa. В
главном штабе группы армий «Центр» осенью 1941 года такие мысли не только
выслушивали, но можно было предпринимать и попытки к их осуществлению.
Три офицера, уже ранее поддерживавшие отношения с Международным и с
Германским Красным Крестом, подписали меморандум «Inter Arma Caritas». Пока шли
военные действия, можно было сомневаться, что удастся смягчить хотя бы самую
острую нужду. Но надо было думать и о том, что после окончания военных действий
или после намеченного взятия Москвы и Ленинграда задачи помощи неимоверно
возрастут: предстоит трудная борьба с голодом и эпидемиями.
Частным образом был подготовлен путь к американским друзьям. Бок, после
тщательного рассмотрения, поддержал это начинание. Он указывал, что Гитлер дал
руководству морскими силами ясный приказ: не предпринимать ничего, что могло бы
побудить Соединенные Штаты отказаться от нейтралитета в отношении Германии. Хотя
президент Рузвельт и поддерживал англичан в Атлантике, Гитлер хотел избежать
открытого разрыва с США. В этом Бок видел шанс для осуществления наших
намерений. В дальнейшем выяснилось, что меморандум может быть переслан лишь
официальным путем. Так что первоначально намеченная «частная акция» отпадала. А
официальным путем был путь через нацистскую партию, что давало очень слабую
надежду на успех, хотя даже Советы в свое время не отвергли предложенной Гувером
и Нансеном помощи. (Эту помощь Нансена-Гувера мы и привели в своем меморандуме в
качестве примера.)
Когда Бок узнал, что призыв о помощи должен идти через нацистскую партию, он
возвратил меморандум его составителям, выразив своё сожаление, что он не пойдет.
Через два месяца — 7 декабря — японцы напали на американский флот в
Пирл-Харборе, а 11 декабря Гитлер выступил в рейхстаге со злобной речью, объявив
в ней войну Соединенным Штатам.
* * *
В длинные осенние и зимние ночи я сидел над различными докладными записками.
Разъяснять, убеждать, вновь и вновь разъяснять — такова была задача, которую я
себе поставил.
Если меморандумы военного значения полагалось передавать по служебным
инстанциям, то никто не мог мне помешать излагать волновавшие меня темы в форме
рассказов, драм или картин (хотя до тех пор я лишь изредка выступал на этом
поприще) и распространять эти произведения возможно шире.
Таким образом возник мой набросок для театра: «Бог, молот и серп». Я
пересылал его по полевой почте в письмах жене, а она устроила перепечатку, а
затем и размножение. Эта драма была закончена в январе 1942 года и разослана
двумстам адресатам. Прежде всего, она попала к старшим офицерам германской
армии. Но она предназначалась и для политических кругов, а в них я не имел
вообще никаких связей. Поэтому мне пришлось прибегнуть к помощи друзей,
пересылавших драму с нейтральной рекомендацией. Так получили свои экземпляры
Эмми Геринг, Розен-берг, гаулейтер Грейзер, министр Франк, Альфред Ингемар Бернд
(из министерства пропаганды) и другие лица. Из моей прошлой деятельности у меня
сохранились контакты с промышленниками Рурской области. Через их связи в широких
деловых кругах я мог действовать сам.
В другом произведении, написанном также в 1941 году и позже доработанном, я
попытался критиковать политику нацистской партии в России под завуалированным
заголовком «Недомыслие империалистов времен кайзера Вильгельма». Я цитировал
высказывания 1915–1918 годов, почти полностью совпадавшие с языком самых бешеных
нацистов.
«Если мы хотим построить новую Европу, — писал я, — мы должны очистить наше
сознание от иллюзий империалистов кайзеровских времен... Недопустимо, чтобы тени
прошлого стали между народами Европы и германским фюрером, который 7 марта 1936
года заявил: «Европейские народы представляют собою теперь одну семью». Если
новая Европа будет строиться старыми империалистическими методами подавления,
разбоя и эксплуатации, то, даже обесправленная и подчиненная, Россия будет таить
в себе большую опасность. Горе победителю, который должен бояться побежденного!»
И дальше был поставлен вопрос: как представляют себе «неисправимые
империалисты», после «окончательной победы», управление страной с 4700 городов и
170 миллионами жителей?
|