: Персональный сайт - Глава 1. Основы РОА
Сайт посвещается воинам РОА Среда, 06.11.2024, 08:05
Приветствую Вас Гость | RSS
Block title

Меню сайта

Block title
«  Ноябрь 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
252627282930

Block title
Locations of visitors to this page

Нападение Германии и ее союзников 22
июня 1941 года было для Советского Союза тяжелым потрясением не только
в военном, но и в политическом плане. Война разом обнажила все скрытые
до сих пор внутренние противоречия советского государства. В условиях
беспощадной слежки и террора эти противоречия, разумеется, не могли
принять форму открытой оппозиции. Но в оккупированных районах с
прекращением деятельности аппарата НКВД разом обнаруживалась хрупкость
идеологических основ советской власти. Всем своим поведением советские
люди демонстрировали, что высокопарные лозунги большевистской доктрины
о неразрывном единстве советского общества, нерушимой верности
коммунистической партии и самоотверженном "советском патриотизме"1 не
выдержали первого же испытания на прочность. В районах, оказавшихся под
угрозой вторжения немцев, жители всячески сопротивлялись приказам
партийных и советских органов об эвакуации и уничтожении
государственного имущества2. Подавляющее большинство населения
встречало вражеские войска с явным доброжелательством или, по крайней
мере, с выжидательным любопытством и без всякой ненависти — что
полностью противоречило догме. Еще очевиднее проявилось это отступление
от правил в поведении красноармейцев. Им издавна втолковывали, что в
бою они могут лишь победить или погибнуть, третьего не дано (Советский
Союз был единственной страной, где сдача в плен приравнивалась к
дезертирству и предательству, а солдат, попавший в плен, преследовался
по закону3). Но, несмотря на всю эту политическую муштровку и угрозы, к
концу 1941 года в немецком плену оказалось не менее 3,8 миллиона
красноармейцев, офицеров, политработников и генералов — а всего за годы
войны эта цифра достигла 5,24 миллиона. Население, встречавшее
захватчиков дружески и открыто, без ненависти или враждебности,
миллионы красноармейцев, предпочитавших плен смерти «за Родину, за
Сталина», — все это представляло собой значительные ресурсы для
политической войны против советского режима. <br>При известной доле
воображения можно представить себе, что случилось бы, если бы Гитлер
вел войну против Советского Союза в соответствии с собственными
первоначальными пропагандистскими лозунгами — как освободительную, а не
как захватническую. Можно также сослаться на мнение русского эмигранта
барона Каулбарса, доверенного лица адмирала Канариса и германского
абвера в русских вопросах, участника заговора 20 июля 1944 года,
считавшего, что «создание русского национального правительства"
поколеблет основы советской власти»4. И Каулбарс был не одинок.
Генерал-майор Хольмстон-Смысловский писал вскоре после войны: <br>Власов
был продолжателем белой идеи в борьбе за национальную Россию. Для
большевиков это было страшное явление, таившее в себе смертельную
угрозу. Если бы немцы поняли Власова и если бы политические
обстоятельства сложились иначе, РОА одним своим появлением, единственно
посредством пропаганды, без всякой борьбы, потрясла бы до самых основ
всю сложную систему советского государственного аппарата5*. <br>Как
заявил на допросе в 1944 году барон Каулбарс, 80% советских
военнопленных выступали «за национальную русскую добровольческую армию
в русской форме для борьбы против большевизма». О том же пишут Ю.
Терновский и Т. Бездетный: «Было время — в самом начале войны — когда
почти все пленные были готовы сражаться против большевизма даже в рядах
немецкой армии»6. Генерал Власов и его ближайшие сотрудники, хорошо
знавшие условия в СССР, даже в 1943 году высказывали уверенность в том,
что радикальное изменение курса немецкой политики на востоке привело бы
к крушению сталинского режима7. [9] <br>Доподлинно известно, что
Сталин панически боялся самой мысли о возможности появления на немецкой
стороне русского правительства. И только вследствие немецкой политики в
СССР, оскорбительной для национальных чувств русского народа, Сталин
получил возможность поставить национальную идею на службу борьбе против
иноземной угрозы своему правлению. Жесткими мерами (напомним хотя бы о
расстреле главнокомандующего Западным фронтом генерала армии Д. Г.
Павлова и генералов штаба фронта) вкупе с ловко инсценированной
пропагандистской кампанией советское руководство сумело в какой-то мере
восстановить подорванную мораль Красной армии и преодолеть кризис. <br>Хотя
захватнические планы Гитлера не допускали мобилизации потенциала
антисоветских сил, это не означало, что последние бездействовали.
Русское антисталинское движение, располагавшее в немецком вермахте
влиятельными покровителями и сторонниками, медленно, но верно пробивало
себе дорогу даже в неблагоприятных условиях гитлеровской Германии.
Несмотря на мощное сопротивление, оно все же стало "третьей силой"8
между Сталиным и Гитлером и после поражений и неудач в конце концов
оформилось в Освободительное движение генерала Власова. <br>Так как
немцы препятствовали созданию русского национального правительства и
тем самым отпадали предпосылки для формирования русской национальной
армии, то для советских граждан, желавших воевать против большевизма
(поначалу к таковым относились лишь привилегированные представители
национальных меньшинств и казаки, а впоследствии также украинцы,
белорусом и русские) имелась тогда лишь одна возможность: вступать в
"земляческие объединения", организованные германским военным
командованием, или же идти добровольцами ("хиви") в немецкие части.
Создание восточных легионов и восточных частей уже стало предметом
обстоятельного исследования, история их продолжает изучаться. Здесь мы
лишь упомянем, что к 5 мая 1943 года добровольческие объединения в
рамках германского вермахта насчитывали 90 русских батальонов, 140
боевых единиц, по численности равных полку, 90 полевых батальонов
восточных легионов и не поддающееся исчислению количество более мелких
военных подразделений, а в немецких частях находилось от 400 до 600
тысяч добровольцев. Под германским командованием состояло несколько
крупных "русских" формирований (1-я казачья дивизия, несколько
самостоятельных казачьих полков, калмыкский кавалерийский полк) [10] [в
оригинале отрывок текста отсутствует — И.Дубрава]. ...Добровольцы
освобождались прямо из лагерей для военнопленных — в последнем случае
им полагалось сначала пройти подготовительные курсы при Сталаге За в
Луккенвальде, где полковник В. Поздняков (которого затем сменил
подполковник Б. Власов) проверял их пригодность9 Все курсанты
официально освобождались из плена10 и получали статус регулярных солдат
Освободительной армии. Их обеспечивали обмундированием — серой полевой
формой с погонами (по образцу русской дореволюционной армии),
украшенной трехцветной — бело-сине-красной — русской национальной
кокардой, с эмблемой РОА на левом рукаве. Начальником курсов Власов
сначала назначил генерал-майора И. А. Благовещенского, бывшего
бригадного командира советской береговой обороны11, а с июля 1943 года
этот пост занимал генерал-майор Ф. И. Трухин, бывший начальник
оперативного отдела штаба Балтийского особого военного округа
(Северо-Западный фронт), выдающийся руководитель, сыгравший огромную
роль в создании РОА. Когда в ноябре 1944 года Трухин был назначен
начальником штаба Вооруженных сил Комитета освобождения народов России
(КОНР), во главе курсов в Дабендорфе, утративших былое значение, стал
подполковник Г. Пшеничный. <br>Русское
командование в Дабендорфе было организовано по следующему принципу: бок
о бок с начальником курсов работали начальник учебной части полковник
А. И. Спиридонов и начальник строевой части майор В. И. Стрельников
(затем — полковник Поздняков, одновременно являвшийся также батальонным
командиром курсантов, организованных в пять рот)12. Видными членами
гражданского учебного штаба были Н. Штифанов и А. Н. Зайцев, ведшие
идеологическую полемику со сталинизмом. Так же как Трухин и некоторые
другие сотрудники курсов, Зайцев был членом русской эмигрантской
организации НТС (Национально-трудовой союз), политического объединения,
которое под влиянием идей русских философов Бердяева, Лосского, Франка
и католического социального учения — солидаризма — пыталось соединить
либерализм западного образца с умеренным этатизмом. Приверженцам НТС
противостояла группа, объединившаяся вокруг М.А. Зыкова в "русской
редакции"13, издававшей две газеты: "Доброволец", предназначавшуюся для
добровольцев, и газету для военнопленных "Заря". Первые тридцать три
номера редакция выпустила совершенно самостоятельно, остальные — под
немецкой цензурой. Разница между этими двумя направлениями заключалась,
вероятно, прежде всего в том, что первое преследовало более
идеалистические, второе — более [11] материалистические цели. Сам
Зыков, проявивший себя ярым приверженцем национальной, антисталинской
позиции, все же не сумел полностью отойти от марксистского
мировоззрения. <br>Формально немцы контролировали всю учебную
программу, однако на практике контроль этот не был полным и
всеобъемлющим. Теоретическое обучение в Дабендорфе включало три крупных
раздела: Германия; Россия и большевики; Русское освободительное
движение. Для немцев была важна лишь первая тема, но и тут не возникало
никаких противоречий: русское руководство курсов тоже считало
необходимым ознакомить учащихся с историей и политикой Германии. Ведь
только рейх активно сражался против большевизма, и лишь в этой стране
Русское освободительное движение получило возможность оформиться в
военном и политическом отношении. Тем не менее германская проблематика
играла в обучении второстепенную роль, и главное внимание уделялось
темам, связанным с русскими делами. Весь учебный материал
разрабатывался персоналом дабендорфской школы и утверждался комиссией
ведущих членов Освободительного движения. На курсах преподавались такие
предметы, как история русского народа и развитие русской
государственности, идеологическое подавление в СССР, аграрная политика
советской власти, рабочий вопрос и стахановское движение, советская
интеллигенция и культура, семья, молодежь, воспитание и образование в
СССР, борьба советской власти против народа, экономическая политика
советской власти, внешняя политика СССР и немецко-русские отношения в
прошлом и настоящем. В третьем разделе излагались идеи Русского
освободительного движения в духе Смоленского обращения 1943 года14.
Отдельные темы подробно обсуждались на лекциях, семинарах и докладах,
слушатели располагали также печатными материалами "Библиотеки
пропагандиста" (публикуемой " Издательством курсов пропагандистов
РОА"). <br>Наряду
с усилиями по обучению квалифицированных пропагандистов идей
Освободительного движения в добровольческих соединениях и лагерях
военнопленных большое внимание уделялось проблемам формирования нового
русского офицерского корпуса. Еще генерал-майор Благовещенский отдал
распоряжение о разработке воинского устава РОА, а после замены
Благовещенского генерал-майором Трухиным пропагандистские курсы
приобрели строго военный характер. Была организована специальная
квалификационная комиссия по определению военных должностей,
разрабатывались условия повышения в чине. Большое место в расписании
[11] занимала строевая подготовка, курсанты подчинялись строгой
дисциплине и были обязаны совершенствовать свои военные навыки15.
Генерал-майор Трухин придавал особое значение возрождению старых
русских офицерских традиций. Он лично читал лекции на темы "Что такое
офицер?", "Офицерская этика", "Заветы Суворова". Он и сам мог послужить
живым примером образцового офицера. Генералы Власов, Малышкин и Трухин
заблаговременно заботились о подборе подходящих командиров и штабных
офицеров для задуманной ими Русской освободительной армии. Пленных
командиров Красной армии, которые вызвались служить в РОА, собирали в
Дабендорфе и начинали здесь готовить к предстоявшей им задаче. <br>16
сентября 1944 года состоялась встреча генерала Власова с рейхсфюрером
СС Гиммлером, и немецкая сторона санкционировала Русское
освободительное движение. Настал момент для формирования РОА — это
нужно было проделать в кратчайшие сроки. По-видимому, вначале генерал
Власов и другие руководители Освободительного движения рассчитывали к
лету 1945 года сформировать более десяти пехотных дивизий, по крайней
мере один танковый полк, несколько запасных бригад или полков,
офицерскую школу, группы поддержки и авиацию16. На январь 1945 года
было запланировано формирование третьей дивизии. Но при этом
руководители РОА считали, что дивизии первой волны — лишь начало.
Внутри вермахта имелось еще несколько сотен тысяч русских добровольцев,
а если добавить сюда солдат нерусской национальности, то могло
набраться до 800 тысяч человек. В беседе с Гиммлером 16 сентября 1944
года Власов потребовал распустить добровольческие соединения и
перевести их под его командование. По воспоминаниям командующего 1-й
Русской национальной армией генерал-майора Хольмстона-Смысловского,
Власов в беседе с ним предлагал объединить РНА с РОА17, назначив при
этом Хольмстона-Смысловского начальником штаба РОА, а генерал-майора
Трухина — командиром РНА, преобразованной в первый корпус РОА. Второй
корпус составили бы 1-я и 2-я дивизии РОА, третий — русский "шуцкорпс"
и 3-я дивизия РОА. Но этот план не осуществился из-за несовпадения
взглядов Власова и Хольмстона-Смысловского, считавшего, что
освободительная борьба должна сводиться исключительно к военным акциям
и политические требования Пражского манифеста не имеют к ней никакого
отношения. Так или иначе, Власов полагал, что может рассчитывать на
обширные человеческие ресурсы — полтора [12] миллиона советских
военнопленных и несколько миллионов так называемых "восточных рабочих"
в Германии18. В общем, с личным составом дело обстояло, по видимости, в
высшей степени благоприятно, теоретически его хватило бы на тридцать
дивизий. Правда, и Власов и Трухин понимали, что объем формирований
будет зависеть прежде всего от наличия соответствующего числа офицеров,
унтер-офицеров и прочих специалистов, а также от того, удастся ли
обеспечить формирования достаточным количеством оружия, техникой и
транспортом. 2 февраля 1945 года Власов, отвечая на вопрос рейхсмаршала
Геринга, был вынужден признать, что наличного командного состава
достаточно для формирования всего пяти дивизий19 и поэтому необходимо
позаботиться об ускоренной подготовке офицеров в различных учебных
заведениях и на курсах с сокращенной программой. <br>И
все же, как ни странно, несмотря на все эти трудности, руководители
Освободительного движения рассчитывали уже к лету 1945 года
сформировать десять дивизий. А ведь сам Власов всего год назад возражал
против спешки в формировании армии, так как "здорово лишь то, что
развивается органично". 16 августа 1943 года, например, в письме одному
крупному немецкому промышленнику Власов высказывался за тщательную
подготовку сначала двух дивизий, которые могли бы неожиданно и
решительно вступить в дело20. Он писал: "Только когда эти пробные
дивизии покажут себя в деле, можно приступать к формированию
следующих"*. Так же представлял себе этот процесс и Гиммлер, когда в
беседе с Власовым 16 сентября 1944 года согласился на немедленное
формирование трех пехотных дивизий21. 8 января 1945 года Гиммлер в
разговоре со своим представителем у Власова, оберфюрером СС доктором
Крегером еще раз подчеркнул необходимость "постепенного" формирования
Освободительной армии22. Он считал, что "первые две дивизии должны в
полном составе выйти на поле боя", где им следует предоставить
возможность проявить себя под командованием Власова "в хорошо
продуманной акции", главная цель которой — оказать пропагандистское
воздействие на противника. Уже сама формулировка "первые две дивизии"
позволяет заключить, что Гиммлер был заинтересован в дальнейшем
развитии Освободительной армии. По его поручению доктор Крегер в марте
1945 года дал понять, что в ближайшем будущем Освободительную армию
предполагается расширить до желаемого объема в десять дивизий23. И в
самом деле, в это время как раз началось формирование третьей дивизии.
[13] В публичных выступлениях Власов и его сотрудники не раз
высказывали уверенность в том, что им удастся организовать собственные
вооруженные силы. 18 ноября 1944 года в своей программной речи на
митинге в берлинском Доме Европы Власов говорил о том, что есть все
возможности в кратчайший срок создать из Вооруженных сил народов России
прекрасно обученную армию, готовую самоотверженно воевать за свое
дело24. Не менее оптимистично высказался на конференции с
представителями немецкой и иностранной прессы 15 ноября 1944 года
генерал-лейтенант Г. Н. Жиленков, начальник главного управления
пропаганды КОНР (Комитета освобождения народов России)25. Генерал-майор
Трухин в своей нашумевшей статье в газете КОНР "Воля народа" от 18
ноября 1944 года писал, что им удастся сформировать силы, которые
смогут разбить… военную машину большевизма": <br>Уже
сейчас можно сказать, что Красной армии будут противостоять такие
войска, которые ни в техническом отношении, ни в военной выучке не
будут уступать, а морально они будут ее несомненно превосходить, потому
что бойцы и офицеры Вооруженных Сил Освобождения Народов России идут в
бой во имя великой идеи освобождения Родины от большевизма, во имя
счастья своих народов. Сейчас уже можно сообщить, что Вооруженные Силы
Освобождения Народов России будут вполне самостоятельны, подчинены
Главнокомандующему генерал-лейтенанту А. А. Власову и будут иметь в
своем составе все роды войск, необходимые для ведения современной
войны, и вооружение по последнему слову техники26. <br>Историку
небезынтересно заняться вопросом: на каком основании руководители
Освободительного движения на этом этапе войны еще могли надеяться на
успех? Как ясно из слов Трухина, эта надежда покоилась в первую очередь
не столько на реальной силе формирований, сколько на силе политического
и пропагандистского воздействия, которой, по их мнению, обладали
дивизии РОА. В 1943 году, излагая первые соображения о формировании
РОА, Власов, прекрасно знавший обстановку в советской армии, исходил из
того, что даже "относительно ничтожное применение силы" повлечет за
собой "действенную работу по разрушению Красной армии и ближнего
тыла"*. При этом он заявлял о готовности представить [14] "подробный
план", который поможет "в относительно короткий срок нанести
чувствительный урон противнику, а то и вовсе сокрушить его… на
престижном Ленинградском фронте, в районе Ораниенбаума, Петергофа,
Кронштадта27. Власов явно намекал на то, что даже высшие офицерские
круги Красной армии втайне симпатизируют идеям освобождения. Об этом
говорил также взятый в плен в декабре 1941 года генерал-лейтенант М. Ф.
Лукин, командующий 19-й армией и всей группировкой сил, попавшей в
окружение под Вязьмой. В 1943 году Власов предлагал "установить связь с
руководителями Красной армии и функционерами советского правительства",
которые могли бы сочувствовать Освободительному движению. Он не раз
упоминал о существовании тайного "Союза русских офицеров". По словам
доверенного лица Власова Сергея Фрелиха, Власов говорил: "Я был в
приятельских отношениях с большинством генералов, я точно знаю, как они
относятся к советской власти. И генералы знают, что мне это известно.
Нам нет нужды притворяться друг перед другом"*. Как выразился в то
время доктор Крегер, "Власов и его люди понимали, что повстанческие
настроения носятся в воздухе... может, они знали и больше, но
молчали"28. По-видимому, в 1944 году Власов и его соратники еще лелеяли
надежды такого рода. Так, Власов, вероятно, связывал определенные
расчеты с командующим 2-м Белорусским фронтом маршалом Советского Союза
К. К. Рокоссовским, с которым был хорошо знаком по прежней службе. Один
авторитетный сотрудник Главного управления пропаганды КОНР объяснял: "
Когда я сидел в Московской центральной тюрьме, Рокоссовскому выбили
зубы. Неужели вы думаете, что он простил это Сталину?"29* (В этой связи
интересно отметить, что в своих воспоминаниях "Солдатский долг"
(Москва, 1980) Рокоссовский, в отличие от других советских
военачальников, полностью воздерживается от каких бы то ни было
высказываний о Власове.) И не случайно адъютантом командующего 1-й
дивизии, генерал-майора С.К. Буняченко был лейтенант Семенов, сын
генерала, как будто служившего в штабе 2-го Белорусского фронта30.
Кстати, загадочная история о том, как генерал советской военной
администрации в Германии организовал после войны расследование
относительно лейтенанта Семенова, погибшего в мае 1945 года в стычке с
СС и похороненного в деревне Козоеды, представляется весьма
достоверной31. <br>Оптимизм
руководителей Освободительного движения мог бы показаться
неоправданным, если бы он не подкреплялся постоянно [15] практическими
доказательствами. Так, уже в 1943 году оказалось, что всякий раз, когда
русские формирования вступают в бой с частями Красной армии, противная
сторона проявляет явную нервозность. В качестве примера приводилось
наступление бригады "Дружина" на центральном участке Восточного фронта
в 1943 году: "Они бросились вперед с криками "ура", — говорится в
донесении, — и как только красноармейцы поняли, что это наступают
русские, власовцы, они тут же сдались"32. Примечательные события
происходили в районе 1-й казачьей дивизии (15-й Казачий кавалерийский
корпус), которая с 1944 года не раз вступала в Югославии в бой с
советскими силами. В рассказах казаков неизменно фигурирует упоминание
о перелете на их сторону шести советских самолетов под командованием
майора. Советские летчики, сообразив, что имеют дело с казаками,
осуществили налет на одно из формирований Тито и после этого
приземлились в районе казачьей дивизии у Беловар в Хорватии. До октября
1944 года на сторону казаков перешло не меньше 803 красноармейцев. В
числе своих достижений казаки называют также полный разгром в районе
Питомаки 25 декабря 1944 года советской 133-й гвардейской дивизии,
откуда тоже было немало перебежчиков33. Эту историю подтверждают и
другие источники, указывающие, что в тот день 5-й Донской кавалерийский
полк (бригада пластунов) под командованием полковника И. Н. Кононова и
6-й Терский под командованием подполковника князя Карла Салмского
вызвали в битве на Питомаке "значительное замешательство" в советских
частях, продвигавшихся через Драву, обратив их в "безудержное" бегство,
и захватили большие количества вооружения, в том числе пять орудий34.
Многообещающе прошла и атака ударной группы РОА под командованием
полковника Сахарова 9 февраля 1945 года в районе Одера. По сообщению
немецкого документа, это первое неожиданное выступление части
власовской армии вызвало у красноармейцев "колоссальное замешательство
и удивление". Советские солдаты из трех разных полков были взяты в плен
или перебежали к власовцам. Как выяснилось на допросах, пленных было бы
значительно больше, если бы красноармейцы не сочли использование их
соотечественников на стороне противника всего лишь военной хитростью
немцев. <br>Конечно,
речь шла только об отдельной конкретной акции, о "пробном камне", как
выразился Власов, но тем не менее эта реакция противника могла
свидетельствовать о том, что не все еще потеряно. Такие случаи
оказывали сильное впечатление на Власова [16] и других руководителей
Освободительного движения. Выступая в Карлсбаде 27 февраля 1945 года,
Власов дерзко заявил: <br>Наши идеи бессмертны, офицеры и солдаты
Красной армии на тех участках фронта, где им противостоят наши части,
встречают офицеров и солдат РОА как кровных братьев и присоединяются к
ним для борьбы против большевизма35*. <br>В самом ли деле так оно было
или же Власов выдавал желаемое за действительное — судить трудно. Но во
всяком случае имелись признаки того, что со временем руководителям РОА
удалось бы перетянуть на сторону Освободительного движения хотя бы
часть советских солдат, своих братьев в красноармейской форме.
Генерал-майор Трухин так выразил эти надежды: <br>Бойцы
и офицеры Красной армии, рабочие, крестьяне и интеллигенция советского
тыла — это наши друзья, зачастую сегодня это наши единомышленники, а
завтра они будут нашими собратьями по оружию, они вместе с нами пойдут
в бой против большевистской тирании. Мы будем мужественно, не на жизнь,
а на смерть сражаться против Красной армии, поскольку она является
орудием в руках большевизма, но в каждом красноармейце и офицере мы
видим нашего завтрашнего соратника36. <br>Были и другие причины,
заставлявшие Власова и руководителей Освободительного движения
энергично заниматься формированием собственных вооруженных сил, чтобы
"стать в военном отношении максимально сильными"37. Они считали, что
чем дальше продвинется на запад Красная армия, тем скорее выявятся
внутренние противоречия советского общества38. И действительно, разве
не могло и здесь, вопреки строжайшему контролю и слежке, произойти то
же самое, что после Отечественной войны 1812 года вызвало восстание
декабристов? После изгнания немцев из страны и перехода государственных
границ СССР побудительный мотив советского патриотизма утратил в
Красной армии былое значение. Красноармейцы смогли собственными глазами
увидеть, как живут люди в других странах, и убедиться в лживости
советской пропаганды. В этой ситуации войска Красной армии должны были
бы, по расчетам Власова и его соратников, начать переходить на сторону
русских [17] национальных дивизий. В надежде на это предполагалось
пустить в ход всевозможные пропагандистские средства, например,
сбрасывать с самолетов над советскими частями миллионы листовок с
Пражским манифестом39. Власов по различным каналам получал сведения о
движении сопротивления в прибалтийских республиках, вновь захваченных
СССР, в Белоруссии и, главное, на Украине и был прекрасно осведомлен в
этом вопросе. 9 декабря 1944 года он детально коснулся вопроса о борьбе
Украинской повстанческой армии, (УПА), которую поддерживала
значительная часть населения, с которой удалось покончить лишь в
пятидесятые годы и которая, даже с советской точки зрения, представляла
собой не отдельные группы, вступившие в конфликт с советской властью,
но столкновение двух различных мировоззрений40. В самом деле, советские
войска на Украине сумели в то время овладеть лишь основными железными
дорогами, шоссе и крупными городами41, остальная же территория
находилась в руках УПА, жертвой которой, кстати, пал командующий 1-м
Украинским фронтом генерал армии Ватутин42. По словам Власова, если бы
на Украине произошло народное восстание, оно наверняка оказало бы
сильнейшее воздействие на настроения советских солдат, а по мере
ознакомления все большего числа красноармейцев с манифестом КОНР они
все лучше понимали бы цели освободительной и национальной борьбы всех
народов, живущих на территории СССР. <br>К тому времени
Власов, его соратники и их немецкие друзья в своих рассуждениях давно
уже исходили из неизбежности поражения Германии, но при этом они не
считали крушение рейха концом Русского освободительного движения43. Как
вспоминает грузинский политический деятель эмигрант Д. В. Вачнадзе,
Власов 10 марта 1945 года сказал ему, что примет все меры и направит
все усилия на то, чтобы получить у немцев как можно больше средств для
увеличения своих вооруженных сил, "которые понадобятся мне завтра"44.
Считая союз западных держав с Советским Союзом необходимостью,
вызванной войной, русские стремились создать максимально боеспособную
армию, которая в момент падения Германии могла бы выступить как "третья
сила", которую они хотели сохранить в послевоенное время45 и которую,
как они надеялись, непременно признают англо-американцы46. В этом и
заключался, разумеется, главный политический просчет руководителей
Освободительного движения. Сегодня их вера в демократические западные
державы может показаться наивной, но разве не менее наивна была надежда
[18] государственных мужей США и Англии, что после поражения Германии
наступит эра мирного сотрудничества со сталинским Советским Союзом? <br>Возникшие
в такой обстановке в конце 1944 года Вооруженные силы КОНР с самого
начала считали себя исключительно русской армией, новым военным
фактором47. "Она (РОА) национальна по форме, по сути, по целям и по
духу, — говорится в выпущенной в январе 1945 года брошюре "Воин РОА.
Этика, облик, поведение"48. — Законная наследница лучших традиций
русской армии, она строится на основе традиций русского войска,
покрывшего себя неувядаемой в веках славой"*. Генерал-майор Трухин 18
ноября 1944 года49 потребовал превратить "тот здоровый патриотизм
народа, на котором столько спекулировали большевики, ...в подлинную
силу" этой армии. "Только честные патриоты... могут считать себя
наследниками великих дел и военной славы величайших полководцев России
— Петра I, Суворова, Кутузова, Багратиона, Скобелева и Брусилова", —
сказал он. Целью борьбы провозглашалось восстановление "национального
русского государства", "не просто возврат к старому, а создание новой
России, возрождение России на новых основах".
Block title

Block title

Copyright MyCorp © 2024Используются технологии uCoz