Глава седьмая
«Как верный сын моей родины, я добровольно вступаю в ряды войск
Комитета освобождения народов России. В присутствии моих земляков я торжественно
клянусь честно сражаться до последней капли крови под командой генерала Власова
на благо моего народа против большевизма»...
Эти слова, страшные своими последствиями для тех, кто произносил их,
добровольцы РОА произносили меньше чем за месяц до капитуляции Германии...
Произносили, обрекая себя вместе со своим командующим на страшный крестный
путь в советских тюрьмах и лагерях...
И их были не единицы, а десятки тысяч, даже и тогда, меньше чем за месяц до
капитуляции Германии.
Ответственность за десятки тысяч солдат своей Русской освободительной армии —
тоже на совести Андрея Андреевича Власова, и не о них ли и думал он, когда:
— Именем Союза Советских Социалистических республик Военная коллегия
Верховного суда СССР под председательством генерал-полковника юстиции Ульриха в
закрытом судебном заседании в городе Москве, тридцатого, тридцать первого июля и
первого августа 1946 года рассмотрела дело по обвинению...
Когда...
— Руководствуясь статьями 319, 320 УПК РСФСР Военная коллегия Верховного суда
Союза ССР приговорила... [314]
Когда...
— Всех подвергнуть смертной казни через повешение... — звучали слова
приговора...
Не этих ли солдат и видел Андрей Андреевич Власов, когда неловко накинутой
петлей сбило очки и хлопотавший с петлей энкавэдэшник сорвал их с бывшего
генерала?
Не за этих ли солдат и молился бывший семинарист Власов, когда выбили из-под
ног скамейку и сразу, резко вверх, дернулись кирпичные стены и тут же словно бы
упали вниз, когда не стало никаких стен вокруг, только небесная синь, только
проплывающее внизу облачко...
И все-таки, когда думаешь о судьбе РОА и судьбе генерала Власова, что-то
удерживает от того, чтобы объявить их дело, их загубленные ими самими жизни
абсолютно бесполезными для России.
Мы знаем, что после войны Сталин был вынужден остановить русофобскую истерию,
пытался тогда Сталин — это невозможно отрицать! — и остановить геноцид русского
народа.
Эта передышка для России оказалась недолгой. Уже при Хрущеве вновь начинает
разрастаться правительственная русофобия.
Но ведь была эта передышка, и она многое определила для страны...
И возможно, что, принимая свои, крайне непопулярные в политбюровско-цековских
кругах решения, думал И.В. Сталин и о Власове, и о той, как по мановению
волшебной палочки возникшей в самые последние дни войны многотысячной Русской
освободительной армии...
Наверное, многие будут возмущены сделанным мною предположением.
Что ж...
Это еще один повод, чтобы задуматься, почему русские книги и русские судьбы
не объединяют нас, русских, а служат лишь поводом для разъединения...
Странно это и очень грустно...
17 августа 2002 года
Санкт — Петербург
|