В апреле 1945 года высший офицерский состав "дивизии выглядел следующим образом: Разведотряд:
майор Костенко; 1-й полк — подполковник А. Д. Архипов; 2-й полк —
подполковник В. П. Артемьев (начальник штаба — майор Н. В. Козлов; 1-й
батальон — майор Золотавин); 3-й полк — подполковник
Александров-Рыбцов; 4-й полк — полковник И. К. Сахаров; артиллерийский
полк — подполковник Жуковский; полк снабжения — подполковник Герасимчук; запасный полк — подполковник Максаков. [50] Чтобы
составить представление о боевой силе 1-й дивизии РОА, достаточно
взглянуть на ее организацию. Структурно это крупное формирование,
комплектовавшееся по образцу "народной гренадерской дивизии"130,
складывалось следующим образом: командование дивизии со штабной ротой,
полевая жандармерия и топографическое отделение, три пехотных полка,
разведывательный отряд, истребительно-противотанковый артиллерийский
дивизион, артиллерийский полк, саперный батальон, отдел связи, полевой
запасный батальон и полк материально-технического снабжения. В 1601-м,
1602-м и 1603-м пехотных полках имелись штаб со штабной ротой, два
пехотных батальона, а также рота тяжелого пехотного оружия и
противотанковая рота. Пехотные батальоны состояли из штаба и взвода
снабжения, трех пехотных рот и роты тяжелого оружия. 1600-й
разведывательный отряд состоял из штаба и четырех кавалерийских
эскадронов; 1600-й истребительно-противотанковый артиллерийский
дивизион — из штаба и штабной роты, тяжелой противотанковой роты, роты
штурмового оружия с пехотным взводом сопровождения на бронетранспортере
и зенитной батареи. 1600-й артиллерийский полк состоял из штаба и
штабной батареи, одного тяжелого и трех легких артдивизионов. Тяжелый
дивизион включал штаб и штабную батарею и две батареи тяжелых полевых
гаубиц (всего 12 стволов), каждый легкий дивизион — штаб и штабную
батарею и три батареи легких полевых гаубиц (полевых пушек, всего 42
ствола). 1600-й саперный батальон состоял из штаба и трех саперных рот;
1600-й отдел связи — из штаба и взвода снабжения, радиороты и
телефонной роты. В состав запасного батальона, служившего также военной
школой дивизии, входили штаб и взвод снабжения, а также пять рот,
экипированных оружием различного образца. Наконец, 1600-й полк
снабжения имел следующий состав: штаб, из подразделений службы
снабжения — мотомеханизированная рота (120 т), два транспортных
эскадрона (60 т), взвод снабжения, далее — рота
артиллерийско-технического снабжения, ремонтный взвод,
судебно-административная рота, санитарная рота, медицинский взвод,
ветеринарная рота, полевая почта. В
силу своеобразного политического значения русской дивизии
организационный отдел в генштабе ОКХ заранее согласился на изменения в
боевом составе. Так, уже присоединение 4-го пехотного полка (1604-го)
означало значительное расширение первоначальной организационной схемы.
По нормам дивизия должна была располагать 12 тяжелыми полевыми
гаубицами калибра 150 мм , 42 легкими [51] полевыми гаубицами калибра
105 мм (или легкими полевыми пушками калибра 75 мм), б тяжелыми и 29
легкими пехотными орудиями (то есть всего свыше 89 артиллерийских
стволов), 14 штурмовыми орудиями, а также 31 противотанковой пушкой
калибра 75 мм, 10 зенитными пушками калибра 37 мм, 79 тяжелыми или
средними гранатометами, 536 станковыми или ручными пулеметами, 222
ракетами (петардами) калибра 88 мм, 20 огнеметами, а также
автоматическим и прочим личным огнестрельным оружием. Однако в
действительности картина была несколько иной: вместо запланированных 14
штурмовых орудий дивизия располагала более чем 10 самоходными
противотанковыми орудиями (ягдпанцер 38), а также более чем 10 танками
Т-34, то есть всего более чем 20 бронемашинами131. Как пишет
подполковник Архипов, " дивизия была оснащена большим количеством
дивизионной и полковой артиллерии, противотанковыми средствами, а также
станковыми и ручными пулеметами"132. Таким образом, генерал-майор
Буняченко командовал крупной военной единицей, по численности состава и
по огневой мощи значительно превосходившей советскую стрелковую дивизию
и приближавшейся к советскому стрелковому корпусу. Какие
настроения царили в формировании, возникшем в труднейших условиях в
столь критическое время? Свидетельства очевидцев и все известные нам
факты опровергают утверждения советской и просоветской печати, что речь
идет о "банде", "состоявшей в большинстве своем из военных
преступников, отъявленных головорезов", "сброда", о "дивизии
преступников, способных на все... совершенно деморализованных и не
способных к борьбе"133. Совсем наоборот: объективные авторы высоко
оценивают служебное рвение русских солдат134. Едва попав в Мюнзинген,
они, несмотря на свои лохмотья, требовали, чтобы с ними немедленно
начали курс военной подготовки. Они проявляли себя прилежными
учениками, в кратчайшие сроки осваивали оружие и основы его
тактического применения. Уже первые упражнения с
прицельной стрельбой дали на редкость хорошие результаты. Когда затем
власовцам были выданы новейшие виды оружия, они обрадовались, по словам
полковника Герре, "как дети... Целыми днями они возились на учебных
плацах со штурмовыми орудиями и танками, так что им вечно не хватало
горючего". Но вот в свободное время действительно возникало множество
проблем. Некоторые солдаты РОА добывали у немецких крестьян самогон, и
дело часто заканчивалось ссорами, а то и рукоприкладством [52]
прикладством. Не без осложнений складывалось и общение солдат с
женщинами разных национальностей, вывезенными на работы в Германию и
содержавшимися в лагерях в окрестностях Мюнзингена. Солдаты часто
жаловались командиру дивизии на дурное обращение немецкого управления
лагерей с русскими, в том числе и с женщинами135. Немецкий штаб
относился к жалобам такого рода очень серьезно: их даже обсуждали в
партийных группах, где старались повлиять на виновников. Личное
вмешательство полковника Герре и майора Кайлинга, обратившихся к
гауляйтерам Мурру и Хольцу, привело к тому, что обращение с русскими в
районе 1-й дивизии изменилось к лучшему136. Герре пытался также поднять
дух русских солдат, выписывая всевозможные отряды культурного
обслуживания отдела "Винета" министерства пропаганды, которые состояли
из русских артистов, чьи выступления пользовались большим успехом.
Устраивались также просмотры фильмов, которые солдаты посещали очень
охотно. В общем и целом дивизия отличалась "действительно хорошей
дисциплиной", притом эта дисциплина, как позже подчеркивал майор
Швеннингер, начальник немецкой группы связи, покоилась не на страхе
перед наказанием, а на убеждениях137. Рядовые слушались своих офицеров,
которые вполне могли положиться на своих подчиненных: ведь в конечном
итоге у всех у них, от генерала до последнего солдата, была только
"одна цель, одно стремление, один враг и одна судьба". Всех воинов
дивизии объединяла убежденность, что от внутренней собранности и боевой
готовности зависит также способность защитить собственные интересы "в
любой ситуации". Подавляющее большинство солдат было, по словам
Швеннингера, готово "бороться против Сталина и его системы... пока
оставалась хотя бы малейшая надежда на конечный успех". Впрочем,
сказанное не исключает наличия небольшого числа более слабых элементов,
которые в критический момент могли легко подпасть под влияние вражеских
агентов. В Мюнзингене неоднократно предпринимались "акции против
разоблаченных советских шпиков", однако единственный подлинный случай
заговора был заблаговременно раскрыт офицером контрразведки, капитаном
Ольховником, в сотрудничестве с другими русскими офицерами, что
свидетельствует о лояльности солдат и о хорошей работе службы
безопасности дивизии138. В 4-м дивизионе артиллерийского полка в конце
марта 1945 года на Одерском фронте тайное собрание в присутствии
командира дивизиона обсуждало план убийства нелюбимых [53] офицеров и
сдачи Красной армии (такое случалось в Восточных войсках еще в 1943
году). По приказу командира дивизии ряд заговорщиков был арестован и
допрошен; кажется, некоторых избили, но в военный суд дело не передали.
К удивлению немецкой группы связи, после отступления с Одерского фронта
Буняченко освободил арестованных. Они по-своему отблагодарили его за
эту милость, при первой же возможности перейдя в Праге на сторону
красных. Однако,
говоря о дисциплинированности, боеспособности и надежности 1-й дивизии
РОА, следует заметить, что последний эпитет применим к ней с некоторыми
ограничениями: надежна она была единственно с точки зрения идей
Русского освободительного движения генерала Власова. Если же
рассматривать дивизию как инструмент немецкого руководства, то ее никак
нельзя назвать надежной. Майор генштаба Швеннингер на основании
собственного опыта писал: У каждого русского были свои причины
ненавидеть советскую систему (высылка или арест близких, личные
неприятности, связанные с преследованием, вмешательство системы в
личную жизнь и т.д.). Все стремились к единой цели: к созданию нового
государства на других основах139. Но почти все они в той или иной
форме пострадали и от немцев. Именно эти личные и политические обиды,
укоренившиеся достаточно глубоко, вызывали антинемецкие настроения и
могли привести к различным недоразумениям. Руководство дивизии,
хорошо понимая это, делало все возможное для предупреждения эксцессов.
Особенно это проявилось при марше на Восточный фронт, когда дивизии
пришлось достаточно близко столкнуться с гражданским населением.
Генерал-майор Буняченко в специальных приказах строжайшим образом
запретил солдатам вступать в конфликты с немцами140. И действительно,
вб время похода через Южную Германию, за которым пристально следила
немецкая группа связи, злоупотребления не выходили за обычные рамки,
ограничившись конфискацией овса у крестьян для прокорма лошадей и тому
подобными инцидентами. Русские солдаты вполне дружески относились к
немецкому населению, и это немало способствовало улучшению
взаимопонимания. На Одерском фронте, а также во время перехода в
Богемию в апреле, несмотря на рост напряженности в отношениях с
немецким [54] командованием, число столкновений с населением и местными
властями тоже было незначительно. Командиры подразделений строго
относились к нарушениям. Так, перед уходом из Шнееберга состоялась даже
сессия военного суда, на которой солдат артиллерийского полка был
приговорен к расстрелу за систематические акты насилия. Боевой дух и
дисциплина поддерживались буквально до последнего дня существования
дивизии141. Это проявлялось в неизменной решимости власовцев идти в бой
вплоть до того момента, когда дивизия едва не была раздавлена
советскими танками под Шлюссельбургом. Лишь по недвусмысленному приказу
Буняченко дивизия начала самораспускаться 12 мая 1945 года, и только
тогда солдатами овладели паника и отчаяние. Формирование 1-й
дивизии РОА, начатое около 10 ноября 1944 года, завершилось в первые
дни марта 1945 года. Между этими двумя датами произошла формальная
передача 1-й и 2-й дивизии РОА, находившейся в процессе формирования,
под командование генерала Власова. Торжественная церемония в Мюнзингене
еще раз продемонстрировала, что РОА отныне является союзной армией142.
Об этом говорит и тот факт, что прибывшие немецкие и русские гости, в
том числе генерал-майоры Трухин и Ассберг, были размещены в лагере и
гостинице "Гардт" по принципу равенства и в соответствии с воинским
званием. 10 февраля 1945 года, в день передачи дивизий, дивизионный
командир на парадном плацу отрапортовал о прибытии соответствующих
частей генералу Кестрингу. Затем Кестринг, Власов, полковник Герре и
Буняченко устроили смотр войскам. После этого Кестринг передал Власову
"600-ю и 650-ю русские пехотные дивизии", сказав речь, которую закончил
словами: "Ура главнокомандующему Вооруженными силами Комитета
освобождения народов России!". В этот момент на флагштоке рядом с
военным флагом рейха взвился русский национальный флаг, который
одновременно был поднят во всех местах расквартирования РОА. Зазвучал
русский гимн "Коль славен наш Господь в Сионе", исполнявшийся на
популярную немецкую мелодию143. Затем Власов официально принял дивизии,
обрисовав в короткой речи цели "нашей священной борьбы". После
исполнения национального гимна последовало вручение наград и был
отслужен молебен. И наконец колонны 1-й дивизии начали марш в русском
военном порядке и почти два часа шли мимо украшенной хвоей почетной
трибуны, по сторонам которой стояли две полевые гаубицы, а их
главнокомандующий по русскому обычаю подбадривал их приветственными
[55] возгласами вроде "Вперед, ребята", "Молодцы" и т.п. Вопреки
программе, Власов не провозгласил "ура" в честь Гитлера как верховного
главнокомандующего, ограничившись прославлением "дружбы немецкого и
русского народов" и "солдат и офицеров русской армии". День завершился
большим банкетом для гостей в зале офицерского казино, украшенного в
цвета русского флага, а солдаты меж тем — отчасти по собственной
инициативе — начали сдирать с форм германских орлов. Вот как описывает Н. В. Ветлугин (Тензоров) свои впечатления от 1-й дивизии РОА144: Конец
апреля 1945 года. По полям и дорогам Чехии двигается длинной,
растянувшейся на несколько километров, колонной пехота; блестят на
солнце штыки, чернеют дула и диски автоматов... Оглушительно лязгая
гусеницами, ползут тяжелые танки. Громыхая, катятся тяжелые пушки,
влекомые тягачами. Идут самоходные орудия. ...Лошади легко "уносят"
полевые пушки и гаубицы с зарядными ящиками. Снова стрелки. За ними —
противотанковая часть с "танковыми кулаками"... Саперы... Полевые
радиостанции. Санитарные тачанки и двуколки... Минометчики...
Автомобили... Самокатчики... Мотоциклисты. Пыля, по обочине
дороги, вдоль колонны, в одном и в другом направлении проносятся, то
рыся на лошадях, то подпрыгивая на "стреляющих" и "чихающих"
мотоциклетках, штабные офицеры, адъютанты, ординарцы, посыльные. Над
нескончаемой рекой из человеческих тел плывут развернутые и развеваемые
ветром знамена — трехцветные, белые с косым Андреевским крестом и снова
трехцветные... Медленно обгоняя колонну, я еду в автомобиле по
полю. Сидящий рядом со мной инженер Д. В. Б., человек, проживший здесь
более двадцати пяти лет, но сохранивший горячую любовь к России и
поклоняющийся всему русскому, не может скрыть своего волнения. Он
сжимает мою руку и с необычным выражением всегда сурового лица,
изменившимся голосом, говорит: "Ведь это русские солдаты! Снова
возродилась русская армия! Неужели наши мечты о настоящей борьбе с
большевиками воплощаются в действительность? Я знаю, что сейчас
совершается подлинное, настоящее общероссийское дело! Как жаль, что
всего этого не видят мои близкие и друзья!" [56] 17 января 1945
года организационный отдел генштаба ОКХ издал приказ, подписанный
генералом танковых войск Венком, о формировании 2-й дивизии РОА (в
немецком обозначении 650-я пех. див. (русс.)) на учебном полигоне
Хейберг в Вюртемберге, также под руководством генерала добровольческих
соединений в ОКХ145. Командиром дивизии был назначен полковник Г. А.
Зверев, которому Власов в феврале 1945 года присвоил звание
генерал-майора146, начальником штаба — полковник А. С. Богданов.
Командирами полков были полковник М. Д. Барышев (1-й полк, "1651-й пех.
полк"), майор Коссовский (2-й полк, "1652-й пех. полк"), подполковник
М. И. Головинкин (3-й полк, "1653-й пех. полк") подполковник Н. (1650-й
артиллерийский полк), подполковник Б. Власов (1650-й полк снабжения).
Зверев, "искусный офицер", солдат "почти прусского образца, с манерами
светского человека", отличался, однако, при всем при том "непробиваемым
упрямством", которое командующий округа, генерал танковых войск Вайель
и комендант учебного полигона генерал-майор Б. всячески старались
смягчить приглашениями на чай147. Выходец из рабочей семьи, Зверев
сделал в Красной армии стремительную карьеру. Уже во время
советско-финской войны он командовал дивизией, в начале войны с
Германией был ранен и вскоре попал со своей дивизией в окружение. Ему
удалось с несколькими офицерами пробиться к советской линии фронта. Там
он был арестован как шпион, и его шесть месяцев продержали в тюрьме, а
затем, с понижением в должности, направили в Среднюю Азию. Но в 1942
году он вновь командовал дивизией на советско-германском фронте. В
марте 1943 года он, будучи военным комендантом Харькова, попал в плен,
оказался в днепропетровском лагере и там, вместе с другими советскими
офицерами-их было 780 человек — присоединился к Освободительному
движению. Условия формирования в Хейберге были такие же, как в
Мюнзингене, но трудности, тормозившие дело, проявились здесь еще
сильнее. Относительно спокойно прошло лишь комплектование личного
состава. В распоряжение дивизии был предоставлен целый ряд
добровольческих формирований148: 427-й, 600-й, 642-й, 667-й, 851-й
русские батальоны, 3-й батальон 714-го русского пехотного полка, 851-й
саперно-строительный батальон и другие. 621-й русский артиллерийский
дивизион, которым на Западном фронте командовал нынешний руководитель
штаба формирования, кавалер Железного креста майор Кайлинг149, взял на
себя укомплектование личного [57] состава и материальной части
артиллерийского полка. Кроме того, личный состав дивизии пополнялся за
счет бессчисленных добровольцев прямо из лагерей для военнопленных.
Офицерский корпус набирался в основном из учащихся первого курса новой
офицерской школы РОА. Однако немецкому штабу формирования не удалось
обеспечить боекомплект дивизии, особенно в отношении тяжелых орудий,
специальных орудий и автомашин. Даже когда в Хейберг уже прибыли
современные советские пушки калибра 122 мм для вооружения
артиллерийского полка, часть их была отозвана по требованию группы
армий "Г"150. Поэтому, покидая 19 апреля 1945 года учебный полигон, 2-я
дивизия РОА была в полном боевом составе, но оружия не хватало151.
Предпочтение при вооружении отдавалось, по распоряжению генерал-майора
Зверева, запасному полевому батальону как гвардейскому, противотанковый
артиллерийский дивизион располагал противотанковыми ракетами, но в
распоряжении пехотных полков были всего лишь личное огнестрельное
оружие и частично — пулеметы. В конце апреля главнокомандующий группой
армий "Юг" генерал-полковник доктор Рендулич пытался обеспечить дивизию
недостающим вооружением в районе применения севернее Будвайса, но из
этого ничего не вышло. Если
1-я и 2-я дивизии РОА все-таки успели стать реальностью, то 3-я дивизия
— по немецкой номенклатуре 700-я пех-див. (русс.) — под командованием
генерал-майора М. М. Шаповалова, с начальником штаба полковником А. Н.
Высоцким-Кобзевым, так и не сдвинулась с подготовительной стадии152.
Практически существовал лишь дивизионный штаб. К 12 февраля 1945 года
дивизия располагала 10 тысячами добровольцев153 и прилагались усилия по
добыванию учебного оружия. При более благоприятных обстоятельствах эта
дивизия сформировалась бы в кратчайший срок — порукой тому личность
командира дивизии, значительного, хотя и мало известного деятеля
Освободительной армии. Михаил Михайлович Шаповалов, родившийся в 1901
году в деревне Новостровенка под Курском в семье бедного крестьянина,
принадлежал к числу тех высших командиров, которые были обязаны своей
карьерой исключительно Красной армии154. В 1937 году, будучи
начальником штаба укрепленного района возле Владивостока, Шаповалов был
арестован и под страшными пытками подписал признание своей вины. Однако
после восьмимесячного заключения в тюрьмах НКВД его внезапно освободили
и направили в Севастополь, на пост командира артиллерийской школы. В
1939-41 гг. Шаповалов учился в Академии им. Фрунзе, в [58] августе 1941
года командовал сформированной им под Феодосией 320-й стрелковой
дивизией, затем — моторизованной группой у Керчи и, наконец, с 30 июня
1942 года был командиром 1-го отдельного стрелкового корпуса Особой
армии Северо-Кавказского фронта, державшего береговую оборону на Черном
море от Благовещенской до Лазаревской. 30 июля 1942 года корпус был
брошен на оборону Кубани и вскоре разбит под Армавиром. 14 августа 1942
года Шаповалов, убежденный противник сталинского режима, сдался под
станицей Ярославской войскам 1б-й моторизованной пехотной дивизии,
чтобы "активно участвовать в борьбе против ненавистного ему сталинского
правительства и существующей в СССР системы"*. По-видимому, он так и не
успел узнать, что 1 октября 1942 года постановлением Совета Народных
Комиссаров ему было присвоено звание генерал-майора155. Те, кто принял
это решение, явно не знали, что Шаповалов уже давно перешел на сторону
немцев и что с начала сентября 1942 года в советских войсках на Кавказе
циркулировали написанные им листовки, которые, по словам
офицеров-перебежчиков, "оказывали большое воздействие" и обсуждались
"даже в высших офицерских кругах"156. Из
сухопутных войск высшему командованию РОА, кроме нескольких армейских
частей и трех дивизий, подчинялась еще запасная бригада и офицерская
школа, а также противотанковая бригада (последняя, правда, лишь до ее
вступления в боевые действия). В РОА эта противотанковая бригада играла
роль особой ударной группы157. Она была сформирована с согласия Власова
по приказу организационного отдела генштаба ОКХ генералом
добровольческих соединений, чтобы доказать боеспособность
Освободительной армии и таким образом ускорить ее создание. Бригада
состояла из четырех отдельных противотанковых дивизионов (10-го, 11-го,
13-го, 14-го — 12-й состоял из кавказцев), каждый из которых
подразделялся на три истребительных группы и 30 отделений истребителей
танков158. Личный состав дивизиона насчитывал 35 офицеров и 275
рядовых, так что противотанковая бригада в общем счете имела 140
офицеров, 1100 унтер-офицеров и солдат и располагала 1200 штурмовыми
орудиями и 2400 ручными противотанковыми гранатометами "панцерфауст",
которые благодаря простоте обращения с ними особенно пришлись по душе
русским солдатам. Формировавшийся в Мюнзингене с 1 февраля 1945
года 10-й противотанковый дивизион уже с середины месяца оказалось
возможно приписать к 9-й армии (группа армий "Висла") на Восточном [59]
фронте, в конце марта за ним последовал 11-й противотанковый дивизион,
а формировавшиеся с 8 марта 1945 года на учебном полигоне в Деберице
(III округ) 13-й и 14-й противотанковые дивизионы были в состоянии
боевой готовности в начале апреля159. В бригаде, сформированной из
отборных добровольцев и руководимой "молодцеватыми молодыми власовскими
офицерами"160, царил самый боевой дух. Это особенно проявилось 8 апреля
1945 года, когда немецкие отряды забрали у 13-го и 14-го
противотанковых дивизионов большую часть их штурмовых орудий. Русский
командир, майор Второв, не раздумывая, припрятал часть орудий у своих
людей. Дело дошло до рукопашной с немецкими офицерами, Второв был
арестован тайной полевой полицией, и из тюрьмы его выпустили только
после вмешательства начальника инспекции в ОКХ подполковника
Ханзена161. В
тяжелых условиях протекало в Мюнзингене формирование запасной бригады
РОА (в немецком обозначении — учебно-запасной бригады)162, задача
которой состояла в подготовке добровольцев из лагерей для
военнопленных. Она являлась также резервной бригадой для подвижных
частей Освободительной армии, и ее состав вполне соответствовал ее
многообразному назначению. У командира бригады полковника С. Т. Койды
были два помощника — по военной подготовке и материальному снабжению.
Начальником штаба был подполковник Садовников. Из высших офицеров в
бригаде служили также полковники Трофимов и Скухаревский. Командиром
саперного батальона был майор Полницкий, погибший в апреле вместе с
другими офицерами и солдатами при налете американской авиации.
Организационно бригада выглядела следующим образом: штаб, взвод полевой
жандармерии и военный оркестр, 1-й полк (штаб, три батальона, батарея с
орудиями калибра 75 мм , танковая рота, кавалерийский взвод), затем
артиллерийский дивизион, моторизованный батальон, батальон
"панцерфаустов", кавалерийский эскадрон, отдел связи, саперный
батальон, батальон артиллерийско^гехни-ческого снабжения, школа для
младших командиров и батальон выздоравливающих. Количество оружия и
техническое оснащение были самыми минимальными, обеспечение солдат даже
самым необходимым из одежды и сапогами представляло большие трудности.
Тем не менее бригада очень скоро разрослась до 7 тысяч человек, и можно
было приступить к обучению. И хотя материальная часть запасной бригады
РОА находилась в самом плачевном состоянии, этого никак нельзя было
сказать о настроении солдат. Это стало ясно [60] после выступления
бригады из Мюнзингена, когда солдаты, несмотря на лишения и трудности,
продемонстрировали высокую дисциплинированность и организованность, так
что начальник штаба РОА генерал-майор Трухин хвалил их в самых лестных
выражениях. После войны полковник Койда утверждал, что солдаты и
офицеры "даже в тяжелейших обстоятельствах не теряли веры в идеи РОА"*.
Офицерская школа РОА163 возникла из курсов подготовки молодых
офицеров, созданных в ноябре 1944 года при 1-й дивизии РОА. Понимая,
что с формированием армии нужда в офицерах будет расти, Власов и Трухин
преобразовали эти курсы в самостоятельную школу для всей
Освободительной армии. По словам генерала Кестринга, они рассчитывали
"вырастить в этой школе несколько тысяч русских офицеров"164. Во главе
школы стоял сначала полковник Койда, его сменил на этом посту
генерал-майор В. Ассберг, а затем — генерал-майор М. А. Меандров,
начальником штаба был полковник Климов. В январе 1945 года к школе была
присоединена "школа для командиров народов Востока" под командованием
полковника Киселева165. Офицерская школа РОА получила при этом слиянии
весь учебный материал, оружие и автомашины, так что условия для
'обучения были самые благоприятные. Штаб офицерской школы166
подразделялся на учебный отдел, хозяйственный отдел с хозяйственной
ротой и санитарный отдел. В школе имелась батарея с орудиями калибра 75
мм и минометами, а также другое вооружение и техническое оснащение. В
кадровый состав входили кроме командира 18 штабных и 42 строевых
офицера, 120 унтер-офицеров и -рядовых. Преподавательский состав
включал шесть полковников, пять подполковников, четыре майора и
капитана. В школе было проведено два курса. Первый продолжался с 3
ноября 1944 года до февраля 1945, на нем было 244 слушателя, в том
числе отдельная группа бывших командиров батальонов, начальников
полковых штабов и прочих штабных офицеров Красной армии. Выпускники
заняли командные посты в 1-й и 2-й дивизиях РОА. На втором курсе было
605 слушателей, но выпуск не состоялся: шел апрель 1945 года. Сухопутные
войска РОА, состоявшие, кроме дивизий, из противотанковой бригады,
запасной бригады и офицерской школы, насчитывали 40 тысяч человек, а с
высшим командованием и частями армейского подчинения — 45 тысяч. Если
добавить сюда личный состав военно-воздушных сил РОА в количестве 5
тысяч человек, то получится, что под прямым командованием Власова
состояло 50 тыcяч [61] человек. По объему Освободительная армия
приближалась к другой армии, проделавшей во многом сходный путь
развития, а именно — к Чехословацкому легиону времен первой мировой
войны167, который в 1918 году получил статус самостоятельной
"Чехословацкой армии в России". В чешских легионах тоже с помощью и под
контролем вражеской державы были организованы военнопленные с целью
борьбы против своего правительства за освобождение родины и создание
собственной государственности. Обе армии подчинялись национальному
зарубежному комитету. Однако между Русской освободительной армией 1945
года и Чехословацкой армией в России 1918 года имеется существенное
качественное различие. Чехословацкой армией командовали низшие офицеры,
не имевшие военного опыта168. Главнокомандующий генерал-майор Суровый
лишь за год до того получил унтер-офицерское звание, командиры дивизий
— генерал-майор Чечек и полковник Швец — были до своего назначения на
эти посты лейтенантами, генерал-майор Гайда (Гайдль) еще в 1915 году
был простым солдатом-санитаром в австро-венгерской армии. Такие ведущие
офицеры, как Клецанда и Гусак, тоже выдвинулись из низов. В РОА дело
обстояло совсем не так: все командные посты здесь занимали опытные
офицеры генерального штаба и армейские командиры, генералы и
полковники, выполнявшие соответствующие функции еще в Красной армии.
Так, командиры крупных частей были опытными командирами дивизий, а
Шаповалов даже командовал в Красной армии корпусом. И хотя советская
литература пытается представить командиров РОА полными ничтожествами в
военном плане, говоря о "некоем Буняченко" или никому не известном
"предателе Звереве"169, на самом деле это совсем не так. Прежде чем
присоединиться к Освободительному движению, генерал-майоры Буняченко,
Зверев и Шаповалов прошли в Красной армии путь от рядовых солдат до
высших командных постов. К
концу войны численность сухопутных войск РОА почти удвоилась, так как к
ним присоединились казачья группа генерал-майора А. В. Туркула, Казачий
стан генерал-майора Т. И. Доманова и 15-й Казачий кавалерийский корпус
под командованием немецкого генерал-лейтенанта Гельмута фон Паннвица.
Казаки в массе своей горячо поддерживали объединение с общерусским
Освободительным движением, символом которого с 1943 года стал Власов, —
это неоднократно проявлялось еще до основания КОНР и подписания
Пражского манифеста. [62] Полковник К. Г. Кромиади в 1943 году
пытался через генерал-майора С. Н. Краснова в Париже установить связь
между Власовым и генералом П. Н. Красновым, легендарным полководцем
гражданской войны. (В 1918 году Краснов, захватив район Дона, осадил
Царицын, создав тем самым серьезную угрозу для советской власти.
Позднее он приобрел всемирную известность как писатель. С 1944 года он
занимал пост начальника Главного управления казачьего войска в
Германии170.) Однако попытка Кромиади ни к чему не привела: Краснов,
отстаивавший идею полной социальной самостоятельности казаков,
относился к Власову настороженно. Кроме того, он мог сослаться на
заявление правительства рейха от 10 ноября 1943 года, в котором казаки
объявлялись союзниками и им гарантировались права, привилегии и
неприкосновенность их земель171. Многие влиятельные представители
казаков из старой эмиграции не разделяли этого отрицательного отношения
к Власову, тем более что в Пражском манифесте подчеркивалось право всех
народов я социальных групп России, в том числе и казаков, на
самоопределение — да и сам Власов при каждом удобном случае повторял
это172. В ноябре 1944 года после провозглашения Пражского манифеста оба
генерала Донского войска Ф. Ф. Абрамов и Е. И. Балабин вступили в
КОНР173. Этот поступок вполне отражал настроения большинства казаков,
которые вопреки утверждениям так называемых "казацких националистов"
всегда считали себя русскими174. Вскоре и другие казачьи руководители —
атаман Донского войска генерал-лейтенант Татаркин, генерал-лейтенант А.
Г. Шкуро, кавалер британского Ордена Бани, полученного за заслуги в
борьбе против большевиков, генералы С. К. Бородин, Голубинцев, Морозов,
И. А. Поляков, Полозов и другие, а также атаман Кубанского казачьего
войска генерал-майор В. Г. Науменко — выступили в поддержку Власова и
руководимого им Освободительного движения. Даже генерал Краснов понял,
что не может не считаться с таким развитием событий. Под Рождество 1944
года и 7-8 января 1945 года состоялись беседы Краснова с Власовым о
координации действий Освободительной армии и казачьих войск,
оставшиеся, однако, безрезультатными175. При всем взаимном уважении
Власов и Краснов представляли собой по мировоззрению и психологии
крайние противоположности. Об этом свидетельствуют их открытые письма,
опубликованные в марте-апреле 1945 года в газетах "Казачья земля" и
"Путь на родину"176. Краснов в письме Власову от 16 марта 1945 года
отстаивает идею тесного союза с немцами с признанием их ведущей роли177
и считает, [63] что казачьи формирования, объединенные в 15-м Казачьем
кавалерийском корпусе под его идейным предводительством, следует
рассматривать как составную часть немецкого вермахта. Краснов был
против воссоединения казаков с РОА, он стоял за то, чтобы казаки, имея
собственных командиров, остались под немецким началом. Что касается
послевоенного времени, то его политические устремления ограничивались
созданием для возрожденного казачества некоего подобия протектората
Германии. Для Власова же, по словам доктора Крегера, "безраздельно
преданного" идее "единой, неделимой, святой Руси"178, достижение
взаимопонимания на таких основах было немыслимо. Он был готов признать
особый статус казаков внутри национального российского государства, но
когда генерал Краснов потребовал, чтобы Власов заявил, что Вооруженные
силы КОНР, так же как "1-я Русская национальная армия генерал-майора
Хольмстона-Смысловского", являются "частью немецкой армии", Власов
сослался на принципы, изложенные в Пражском манифесте, и на статус РОА
как самостоятельной армии. В "Открытом письме" от 3 апреля 1945 года
Управление казачьих войск при КОНР уведомляло Краснова: Мы
никогда не отрицали, что состоим в союзе с Германией, но мы не
перестанем повторять вновь и вновь, что мы равноправные союзники и
боремся за наше независимое отечество, которое не может существовать
под чьим-либо протекторатом или защитой, но должно стать свободным и
совершенно самостоятельным*. Управление казачьих войск при КОНР
возникло в феврале 1945 года в противовес верховному правлению Краснова
именно потому, что надежды на соглашение между Власовым и Красновым не
было179. Между тем назрела необходимость собрать казаков, находившихся
в германской армии, под политическим и военным руководством Власова. В
качестве руководящего органа объединенного казачества был создан Совет
казачьего войска, который состоял из полевых атаманов Донского войска,
Кубанского войска, Терского войска, представителей оренбургских,
уральских, астраханских, сибирских, семиреченских, забайкальских,
амурских и уссурийских казаков, а также начальника штаба Совета
казачьего войска. Председатель, так же как и другие члены Совета, был в
то же время членом КОНР и подчинялся генералу Власову как
главнокомандующему [64] Вооруженными силами и председателю КОНР. В
задачу Совета входило руководство всеми внутренними делами казаков,
формирование и подготовка казачьих войск и пропаганда в соответствии с
"приказами, инструкциями и предписаниями для ВС КОНР". Хотя казачьи
отряды считались составной частью Освободительной армии, за ними, по их
желанию, признавалось особое место внутри РОА. Так, командный состав
мог пополняться лишь за счет командиров данного войска, офицеры до
ранга войскового старшины (подполковника) могли сохранять свои
традиционные звания. Кроме того, казаки сохранили право носить на форме
знаки отличия в цветах своего войска, а также, в зависимости от
принадлежности к степным войскам, фуражки и лампасы или папахи,
принятые в кавказских войсках. Председателем Совета казачьего войска 23
марта 1945 года был выбран полевой атаман Донского войска
генерал-лейтенант Татаркин. Членами Совета были полевой атаман
Кубанского войска генерал-майор Науменко и начальник штаба Совета
казачьего войска полковник Карпов. В качестве представителя
отсутствующего полевого атамана Терского войска выступал полковник
Вертепов. К исполнительному органу штаба принадлежали180: инспектор по
военной подготовке и обучению войск генерал-майор Полозов, начальник
организационного отдела подполковник Дмитриев, начальник отдела
комплектования подполковник Потехин, начальник отдела кадров
подполковник Черкесов (они должны были согласовывать все свои действия
с соответствующими отделами главного командования РОА) и начальник
канцелярии капитан Агафонов. Поначалу не были заполнены должности
начальников отдела пропаганды, санитарной службы и финансового отдела,
а также место возглавителя духовенства. С
созданием Управления казачьих войск при КОНР появились организационные
предпосылки для слияния казачьего войска с Освободительной армией. Не
представляла никаких трудностей в этом отношении и группа генерала
Туркула, преобразованная в марте 1945 года в казачью кавалерийскую
бригаду, пусть и плохо вооруженную181, она и без того с самого начала
считалась частью РОА, хотя в ней основную роль играли старые эмигранты,
занимавшие все командные посты. Сложнее обстояло дело с Каза
