«Дети разных народов»
Разумеется, коллаборационизм на оккупированных территориях не
сводился к действиям РОА или РОНА. Не надо забывать, что Российская
империя была колониальной державой. Многие ее народы ощущали себя
такими же угнетенными и бесправными, как и народы английских и
французских колоний в Азии и Африке. Народы Кавказа и Средней Азии,
видя в советской власти наследницу империи, не прекращали борьбу с ней
в основном под исламскими и сепаратистскими лозунгами и в 20-е, и в
30-е годы. Закономерно, что кавказские горцы встретили германские
войска как своих освободителей. Справедливости ради необходимо
заметить, что о преступлениях Гитлера те же карачаевцы или балкарцы,
преподнесшие ему золотую сбрую, не имели не малейшего понятия.
Издававшаяся в Берлине газета «Газават» выходила под лозунгом «Аллах
над нами – Гитлер с нами», который отражал реальные чувства кавказских
народов. Аналогичным образом в Италии и Франции партизаны-коммунисты
боролись и умирали с именем Сталина на устах, не ведая о его
злодеяниях. Для многих северокавказских народов вспыхнувшая с новой
силой после начала войны партизанская борьба стала естественным
продолжением восстания 1930 года, жестоко подавленного советскими
войсками. «Газават» публиковал очерки истории Сопротивления
Советам на Кавказе. Так, в номере от 11 августа 1943 года в передовице
«Мы отомстим!» некто Гобашев задавал товарищам по борьбе риторический
вопрос: «Не нам ли мстить, когда наш родной Кавказ за годы
большевистской ежовщины похоронил в тюрьмах НКВД 46 000 лучших своих
сынов, наших братьев и отцов?!» В том же номере Н. Дербушев
рассказывал о «народном герое Карачая» Кады Байрамукове, наделяя его
всеми мыслимыми добродетелями: «В 1922 году восстание карачаевцев
было подавлено, а его руководители и активные участники расстреляны.
Погибли все братья Байрамуковы, кроме Кады, которому тогда было 12 лет.
Джаутай Байрамуков погиб смертью героя во время перестрелки с
большевиками в горах у Эльбруса, а Добай и Али были расстреляны в
подвалах ЧК. В 1930 году в Карачае началась коллективизация, по
аулам прокатилась новая волна большевистского террора. Карачаевцы снова
восстали. В первых рядах восставших был юный Кады Байрамуков. Повстанцы
мужественно сопротивлялись, но что они могли сделать против высланных
большевиками танков и самолетов! Восстание было подавлено, и снова
земля Карачая обагрилась кровью лучших своих сынов. По счастливой
случайности Кады Байрамуков не был расстрелян, как сотни других. Ему
удалось бежать в горы. Долгие годы скрывался в горах, как затравленный
волк, этот свободолюбивый герой… В июне 1941 года в горах Кавказа
прозвучала радостная весть: Германия начала войну против большевиков,
Германия протягивает руку братской помощи угнетаемым большевиками
народам Восточной Европы. Опустели аулы Карачая. Сотни, тысячи
карачаевцев ушли в горы и там под руководством Кады Байрамукова
организовали повстанческие отряды. Крупнейший из этих отрядов,
непосредственно руководимый Кады, вскоре вырос до 400 человек. Далее,
когда фронт был еще далеко, карачаевцы-повстанцы уже вели мужественную
борьбу против большевиков, которым приходилось держать в Карачае
многочисленные гарнизоны. Когда же фронт приблизился к горам Кавказа,
действия руководимых Кады Байрамуковым повстанцев настолько
активизировались, что они смогли отрезать для красных все пути
отступления, в частности Клухорский перевал, через который несколько
тысяч красных пытались уйти в Сванетию. Сотни убитых комиссаров (не во
исполнение преступного гитлеровского приказа о ликвидации комиссаров, а
из-за искренней ненависти к ним местного населения. – Б. С.),
тысячи пленных красноармейцев, большие отары отбитого у отступающих
большевиков скота, огромное количество воинского снаряжения и оружия –
таковы были трофеи повстанцев. При активной помощи карачаевцев
германские войска заняли Карачай обходным движением без единого
выстрела. По тропинкам, известным только сынам гор, вошли германские
солдаты-освободители в аулы. Во время пребывания германской армии
в Карачае Кады Байрамуков организовал борьбу с большевистскими бандами,
скрывающимися в лесах, и многие из них были целиком уничтожены (на этот
раз партизанило славянское население и красноармейцы-окруженцы. – Б. С.).
Начался отход германской армии с Кавказа, и аулы Карачая опустели.
Вместе с германской армией ушла большая часть горцев, ушел и Кады
Байрамуков. Теперь он возглавляет Карачаевское освободительное
движение. Под его непосредственным руководством гордые сыны Карачая
готовятся к борьбе с большевиками не на жизнь, а на смерть. «Под
священным знаменем Газавата мы или умрем, или снова вернемся в родной
Карачай», – говорит Кады Байрамуков. И в его глазах горит непреклонная
решимость. «Да, мы вернемся в наши аулы», – вторят вождю его испытанные
друзья, ставшие под знамя Газавата, – бойцы горского легиона». Точно
такие же события привели к сотрудничеству с немцами основную массу
балкарцев. Их борьбу описал на страницах «Газавата» офицер горского
легиона Я. Халаев, бывший колымский узник. Он рассказал о восстании,
вспыхнувшем 17—18 февраля 1930 года в Чегемском и Эльбрусском районах:
«На знамени восставших было «Долой коммунистов и колхозы!», «Да
здравствует свободная жизнь в свободной Балкарии»… На подавление
восстания были вызваны отборные горные войска (за исключением
мусульман-горцев) из Ростова-на-Дону, Орджоникидзе и других городов, и
только 20 апреля 1930 года удалось жестоко подавить восставших. В
Чегемском ущелье, под Су-Аузу, 19 балкарских орлов под командой Кулиева
около двух недель сражались против двух эскадронов красных войск, и
только отсутствие боеприпасов победило их… Рассеять партизанские отряды
удалось только путем жестокого издевательства над родными партизан
(абреков). Последние, во имя спасения оставшихся в живых и влачивших
жалкое существование родных, вынуждены были временно прекратить борьбу
и пожертвовать собой. Парткомиссары, ссылаясь на статью Сталина
«Головокружение от успехов», гарантировали свободу добровольно
являвшимся партизанам. Но обещание свое не выполнили. В 1937-1938 годах
они уничтожили обманутых, то есть всех участников восстания, их
пособников и вместе с ними ни в чем не повинных балкарцев. Но смирить
балкарцев не удалось, балкарцы возненавидели коммунистов, колхозы и
«остро отточенный меч» Сталина – ГПУ. Не горе, а злоба угнетала
балкарских орлов, и они усердно готовились к битве. Клятву, данную у
могил павших сынов Балкарии, балкарские патриоты выполняли честно, а
особенно активно в 1941—1942 годах с помощью освободительной армии
Адольфа Гитлера. Деятельность балкарских партизан – абреков и всего
населения Балкарии хорошо известна германскому командованию». Методы
чекистов и красноармейцев в борьбе с горцами-партизанами ничем не
отличались от тех, которые применяли немцы по отношению к белорусским и
украинским партизанам: захват в заложники и расстрел родственников
повстанцев, сожжение непокорных аулов. В 1944 году и позднее так же
действовало НКВД и против украинцев, поддерживавших УПА. Халаев привел пример гибели одного такого селения: «Тысячи
балкарцев, кабардинцев, карачаевцев и других народов Северного Кавказа
уничтожены большевиками в 1941—1942 годах за то, что они желали
поражения Сталина. Осенью 1942 года только в одном балкарском селе В.
Балкария большевики убили 575 мирных жителей, причем убиты только
старики, женщины и дети, которые не могли скрыться в горах. Их жилища
дотла сожжены бандами НКВД. Поводом для этой кровавой оргии послужило
то, что жители этого села восстановили мечеть и молились в ней за
победу немцев. Эти зверства бледнеют по сравнению с тем, что
творят теперь с беззащитным населением особые отряды НКВД в районах
Северного Кавказа». Но главные зверства были еще впереди. Тогда,
в августе 1943-го, безнадежную борьбу вели повстанцы Чечни и некоторых
других районов. В «Газавате» приводилось свидетельство одного горца, в
июле 1943 года перебежавшего из Красной Армии к немцам, а ранее
наблюдавшего агонию чеченского восстания: «Я в Грозном был 10
июня 1943 года. Там идет страшное побоище. Вся Чечня горит в огне. Аулы
днем и ночью беспрерывно бомбардируются советской авиацией. Все чеченцы
изъяты из армии и возвращены в Чечню. Все чеченцы согнаны в 3 горных
района, оцеплены красными войсками и обречены на гибель. Несмотря на
неравенство сил, наши доблестные сыны гор – абреки ведут отчаянную.
борьбу за их освобождение». Это была прелюдия депортации чеченцев
в Казахстан в феврале 1944-го, в ходе которой в Чечне появилась своя
«огненная деревня» – аул Хайбах, где войска НКВД сожгли заживо более
700 женщин, стариков и детей. Не избежали депортации и карачаевцы
и балкарцы. Если в Чечне, до которой немецкие войска так и не дошли,
под выселение попали как участники партизанской борьбы, так и ни в чем
не повинные мирные жители, то в Карачае и Балкарии жертвами депортации
стали те, кто сохранял нейтралитет или даже сотрудничал с советской
властью. Ведь все активные коллаборационисты покинули Балкарию и
Карачай вместе с отступающей германской армией. Кстати сказать, им еще
относительно повезло. После войны западные союзники выдавали мусульман
Кавказа и Поволжья не столь активно, как русских и уроженцев Восточной
Украины и Восточной Белоруссии. По утверждению английского историка
Николая Толстого, «в 1946 году на Западе находилось предположительно
около 80 тысяч мусульман, и не похоже, чтобы их насильно
репатриировали». Позднее многие кавказские мусульмане перебрались в
Египет, Турцию, Сирию и другие исламские страны и уже не вернулись на
родину. Возможно, поэтому в последующие годы, вплоть да нашего времени,
сепаратистские тенденции среди карачаевцев и балкарцев были выражены
слабее, чем среди чеченцев. Ведь в спецпоселениях, где шансов выжить
было все-таки больше, чем в исправительно-трудовых лагерях, оказались
многие активные участники чеченского повстанческого движения. Некоторым
партизанам удалось скрыться в высокогорье и избежать депортации. В
результате в Чечне сохранилась преемственность традиции Сопротивления,
а в Карачае, Балкарии и Кабарде она была в определенной мере утрачена. Германские
альпинисты из горно-стрелковой дивизии «Эдельвейс» вряд ли смогли бы
установить на Эльбрусе флаг со свастикой без помощи
проводников-балкарцев. И когда «Газават» в одном из первых номеров
писал: «Над Эльбрусом гордо реет германское военное знамя – символ
свободы народов!» – эти слова отражали подлинные чувства многих
кавказских горцев. У них, в отличие, скажем, от украинских
националистов, даже мысли не могло возникнуть, чтобы ориентироваться на
помощь не Германии, а Англии и США. Ведь в колониях Британской империи
тоже вели борьбу за независимость десятки и сотни миллионов их
единоверцев-мусульман. Египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру и
его соратникам из движения «Свободные офицеры» никто впоследствии не
ставил в вину контакты в годы войны со странами Оси. Если бы кавказские
народы добились независимости, их тоже вряд ли кто-нибудь попрекнул
тем, что они принимали помощь от Гитлера… Немцев поддержало
большинство крымских татар. Оккупанты открыли все мечети на полуострове
и предоставили татарам самоуправление на уровне деревень и поселков.
Религиозные преследования и насильственная коллективизация стали
главными факторами, толкнувшими крымских татар на сотрудничество с
оккупационными властями. Среди коллаборационистов оказалось немало
бывших советских и партийных работников из числа татар. В большинстве
татарских деревень не было немецких или румынских гарнизонов, а
размещались лишь добровольческие татарские отряды, которые защищали
свои поселения от советских партизан и участвовали в карательных
операциях против них. Среди «арийских народов» СССР активно
поддерживали немцев калмыки. Представитель Центрального штаба
партизанского движения по Калмыкии Рыжиков и его заместитель Шестинов
докладывали 22 декабря 1942 года: «Располагая большим количеством
скота, шерсти и хлеба, оставленным на оккупированной территории… немец
пока не трогает у населения скот и шерсть, заигрывает с калмыками и
этим создает у части населения иллюзию «освободителя». Отсутствие же
немецких гарнизонов в южных районах создает впечатление «полной
автономии». Этому способствует абсолютное отсутствие агитационной
работы среди населения, партийно-политических органов Калмыцкой АССР,
ни в форме листовок, ни в форме живой агитационно-пропагандистской
работы». И среди крымских татар, и среди народов Северного
Кавказа партизанское движение существовало еще в начале 20-х годов. Как
признавалось в сводках ОГПУ, оно велось под лозунгами национальной
независимости и отнюдь не являлось «уголовным бандитизмом». Необходимо
отметить, что среди сражавшихся против советских партизан было немало
людей подневольных, насильно мобилизованных немцами. «Идейные борцы»
преобладали только в Прибалтике, Крыму и среди народов Северного
Кавказа. В большинстве остальных регионов значительная часть
коллаборационистов шла на службу к оккупантам лишь затем, чтобы
получить кусок хлеба, или даже по принуждению, под угрозой репрессий
против родных и односельчан. В «Справке о провокационных методах борьбы
с партизанами», составленной в Москве в 1942 году, утверждалось: «Не
имея достаточных резервов для борьбы с партизанами, в июле 1942 года
немецкое командование приступило к насильственной мобилизации мужчин в
возрасте от 20 до 35 лет в карательные отряды в районах Борисов,
Бобруйск, Могилев. У каждого мобилизованного отбирается подписка, что
если он не выполнит требований немецкого командования в борьбе против
партизан, то его семья будет расстреляна. Из-за боязни уничтожения
семей многие из мобилизованных с оружием в руках борются против
партизан». Точно так же жителям оккупированных территорий, чтобы
не умереть с голоду, приходилось работать в открытых немцами
учреждениях и на предприятиях. Подобный «бытовой» или «экономический»
коллаборационизм был распространен очень широко. Яркую картинку раскола
среди жителей маленького белорусского местечка Оболь в Витебской
области дает партизан учитель А. Г. Семенов в письме своей жене Марии
Фоминичне Золозовой и сыну Боре: «Часть учителей пошла на службу
к фашистам, как, например, из обольских пошли на службу Калашенко,
Гарбуз, Баренфельд, Николаеня, Абраменко. Николаеня забыла про мужа и с
самого начала войны гуляет с немцами. Буканов в партизанском отряде, а
также много молодых учителей, например, Шнитко Женя, Лавренова А.
Лавренова вышла замуж за командира отряда. Старый Власовец из Шумилина
работает директором школы, наказывает ребят розгами (оккупационные
власти восстановили в школах это «завоевание цивилизации». – Б. С). Луферов из Мишелевич уехал в Германию. Грядовнин Д. вернулся из плена, а сейчас уехал в Полоцк и работает у немцев». После войны многие из подобных коллаборационистов попали в лагеря. Некоторым
группам местных жителей удавалось добиться признания собственной
автономии при условии уплаты фиксированного натурального налога и
недопущения на свою территорию советских партизан. Например, жители
нескольких деревень русских староверов под Полоцком,
предводительствуемые неким Зуевым, разбили посланный немцами
карательный отряд, после чего оккупационная власть признала
своеобразную «республику староверов» с центром в деревне Саскорки.
Здесь была восстановлена частная собственность и открыты староверческие
церкви. При отступлении немецкой армии Зуев с частью своих людей ушел
на Запад. Другие староверы остались и начали партизанскую борьбу против
Красной Армии. Для этой цели немцы снабдили их оружием и
продовольствием. Партизанские группы держались в лесах под Полоцком
вплоть до 1947 года. На территории России и Белоруссии возникло
несколько подпольных организаций и партизанских отрядов, пытавшихся
играть роль «третьей силы» и сражаться как с большевиками, так и с
немцами. В апреле 1943-го уже упоминавшийся руководитель могилевского
антифашистского подполья К. Ю. Мэттэ информировал Москву: «Зимой 41/42
г. в городе была создана нелегальная так называемая Боговская
организация (руководитель Богов). Она распространяла свои рукописные
листовки и призывала население выступить и против Гитлера, и против
Сталина – за Россию. Сталин, говорилось в этих листовках, не может
спасти Россию, а поэтому русский народ должен сам объединиться и
бороться против немцев. Вскоре немцы арестовали более 50 человек из
этой организации. Сразу в полиции поднялся большой шум, но вскоре сама
же полиция постаралась замять это дело, часть арестованных была
освобождена, а часть будто бы расстреляна… Зимой 41/42 г. и летом
42 г. бывший преподаватель могилевского пединститута (теперь работник
юридического бюро и судья при городском управлении) Орлов хвастался,
что он является членом организации «третьего узла». По его
истолкованию, «первый и второй узел – это Гитлер и Сталин, третий узел
– это мы, за Россию». Зимой 42/43 г. Орлов распространял среди
своих знакомых брошюру размером в 90 страниц, напечатанную на
гектографе. В брошюре говорится, что все русские люди должны бороться
за Россию (но ничего не говорится о борьбе с немцами). Выдвигаются
требования: долой евреев, долой Сталина, коммунистическая партия не
должна быть господствующей партией, колхозы должны быть распущены,
сельское хозяйство должно быть построено на столыпинской системе.
Русская армия строится по типу царской армии. Церковь не отделяется от
государства, устанавливается трудовая школа, признается примат сознания
над бытием и т. д. Орлов пояснял, что эти брошюры были сброшены русским
самолетом и что это является программой одной из коммунистических
фракций. Эта фракция выдвинула ее как свою платформу к предстоящему XIX
партсъезду На вопрос: а что будет, если Сталин не согласится с этими
требованиями, Орлов ответил: «Тогда борьба за эти требования будет
продолжаться». На практике представителям «третьей силы»
приходилось так или иначе солидаризоваться с одним из двух зол, против
которых они собирались бороться. Только у Сталина и Гитлера имелись
материальные ресурсы, без которых действия партизан были обречены на
скорое поражение. Ведь в отличие от ОУН и УПА на Украине и развитой
системы политических и военных учреждений в прибалтийских государствах,
совсем недавно лишившихся независимости^ в России и Белоруссии не было
никаких влиятельных организаций, альтернативных компартии. Советские
партизаны, как правило, старались уничтожить руководителей тех, кто
причислял себя к «третьей силе», а рядовых членов после соответствующей
проверки влить в свои ряды. Немцы же либо ликвидировали такие отряды,
либо стремились склонить их руководителей к коллаборационизму. В
Эстонии и Латвии после того, как стало ясно, что Германия войну
проиграет, многие полицейские и члены местной самообороны ушли в леса,
но боевых действий против немцев не вели, а готовились к предстоящим
схваткам с Красной Армией. 27 октября 1943 года Центральный штаб
партизанского движения докладывал Сталину: «От разведки эстонских
партизан получены следующие данные. Среди большинства населения Эстонии
ходят разговоры, что в скором времени немцы должны уйти с территории
Эстонии… Организация эстонской самозащиты, созданная немцами при помощи
местных предателей с целью борьбы с партизанами (скорее, с советскими
диверсионно-разведывательными группами, которые периодически
забрасывались в Эстонию с моря и воздухом. – Б. С.) и состоящая
из кулацких, буржуазных и бандитских элементов, в незначительной части
настроена против немцев, большинство же придерживается той точки
зрения, что надо оказать вооруженное сопротивление Красной Армии. Та
часть эстонского населения, которую немцы хотели отправить в трудовые
батальоны или мобилизовать в армию, скрывается в лесах, организовавшись
в отдельные группы и отряды. Их зовут «зелеными легионерами» (в отличие
от «черных легионеров», бойцов эстонского легиона СС, в феврале 1944
года преобразованного в 20-ю пехотную дивизию войск СС. – Б. С). Случаев вооруженных выступлений этих легионеров против немцев не отмечалось. В
течение лета с. г. в городе Пярну и в большом количестве других мест
Эстонии распространялись листовки с призывом вступать в ряды «зеленых
легионов». Эти призывы находят отклик среди населения, и главным
образом среди мобилизованных немцами в рабочие батальоны, которые
группами переходят к «зеленым». В Прибалтике советские партизаны
встречали откровенно враждебное отношение со стороны местного населения
и потому не могли развернуть активные боевые действия против немцев. 12
ноября 1943 года начальник Политуправления и заместитель начальника
Центрального штаба партизанского движения Виктор Никифорович Малин на
совещании в Москве требовал от помощников начальников Эстонского и
Литовского штабов: «По Литве, по Эстонии вы должны дать ответ, почему
происходят провалы. А то кадры бросают, как будто большую работу
провели. Людей забросили, а раз забросили, люди должны быть сохранены.
Почему в других местах обеспечивается так, что послали человека, так с
ним обязательно связываются. У вас получается – выбросили людей, и все,
считается, что выполнили работу. Вы могли через Белоруссию в Литву
огромное количество своих связников послать. Латвийские товарищи это
использовали. У вас огромные возможности к тому, чтобы расширить связь
со всеми. В течение двух с лишних лет это дело у нас плохо идет».
Представитель Эстонского партизанского штаба Тельмар посетовал: «Мы в
прошлом году организовали посылку таких групп, но многие погибли.
Пешком очень трудно». Малин и его коллеги не хотели прямо
признать, что эстонское, литовское, равно как и латвийское население, с
удовольствием выдавало немцам советских партизан, разведчиков и
диверсантов или расправлялось с ними своими силами. Эстонский
легион СС считался одной из самых боеспособных частей германской армии.
Да и латышские эсэсовские дивизии дрались не хуже регулярных немецких.
Но подавляющее большинство бойцов коллаборационистских формирований,
пошедших туда только затем, чтобы выжить, по боеспособности и желанию
сражаться значительно уступали не только немцам, но и партизанам. В
донесении тайной полевой полиции о положении на оккупированных
территориях в феврале 1943 года отмечалось: «В настоящее время
чувствуется известный страх перед расплатой в связи с продвижением
Красной Армии. Во многих случаях русские, занимающие руководящие
должности в немецких учреждениях, подготавливают предательство. В
прифронтовых районах население боится делать доносы и давать
свидетельские показания; производительность труда тоже понизилась. К
тому же участились случаи перебежки к бандитам солдат восточных войск». И
командир 1-го батальона 31-го полицейского полка, наполовину
состоявшего из «русских добровольцев», в донесении от 23 ноября 1943
года так характеризовал их боевые и моральные качества: «Унтер-офицеры
и рядовые добровольцы показывают в боевых действиях значительные
недостатки. Им прежде всего не хватает дисциплины огня. При открытии
противником огня они сейчас же ищут прикрытия, и после этого их
невозможно заставить принять бой. Когда же они применяют оружие, то
прячут голову в песок и стреляют в воздух». Коллаборационисты
нередко дезертировали, в надежде отсидеться перебирались в те деревни,
где их никто не знал. Все более распространялось среди них пьянство.
Пили от тоски и безысходности, а алкоголь нередко толкал и на уголовные
преступления. На сторону партизан переходили не только
коллаборационисты из числа местных жителей, но и русские эмигранты,
вернувшиеся в Россию вместе с германскими войсками. 18 июля 1943 года
об одном таком случае Пономаренко докладывал Сталину, Молотову,
Маленкову и Берии: «В партизанский отряд члена ЦК КП(б)
Белоруссии т. Королева, действующий в Осиповичском районе Могилевской
области, перешли добровольно 16 солдат и заместитель командира
эскадрона казачьего добровольческого полка с 5 пулеметами, 16
винтовками, автоматами… Все солдаты бывшие военнопленные. Заместитель
командира эскадрона – князь Гагарин Николай Михайлович, 1913 года
рождения, родился в Ленинграде (все-таки в Петербурге. – Б. С.
), в 1919 году эмигрировал с матерью в Турцию, затем Францию, Бельгию,
Югославию, где окончил Донской кадетский корпус и Военную академию в
1937 году, получил звание лейтенанта и служил в 1-м альпийском полку
югославской армии. Во время войны 1939 года (фактически – 1941 года. – Б.
С) присвоено звание «старший лейтенант». Командовал отдельной
минометной ротой, попал в плен к немцам, где находился до 1943 года. В
мае 1942 года поступил в казачий полк (тут что-то напутано: или Гагарин
находился в плену до 1942 года, или в казачий полк поступил только в
мае 1943-го. – Б. С). Переход объясняет тем, что «не
может переживать и терпеть тех издевательств над русским народом,
которые проводят немцы». Знает французский, немецкий, сербский,
словенский и русский языки. Имеет близких родственников – мать,
братьев, сестер, проживающих в Америке, Франции, Бельгии, Польше,
Австрии. Братья Дмитрий и Алексей – офицеры, служат в
американской армии. Сергей – офицер французской армии, пропал без
вести. Полагая, что такой человек может представлять интерес для НКВД
или Разведупра, дал указание о доставке его в Москву». Не знаю,
как сложилась дальнейшая судьба князя Гагарина. То ли сделали его
агентом советской разведки и забросили после войны во Францию или
Америку, то ли, наоборот, объявили немецким или американским шпионом и
в лучшем случае отправили на долгие годы в ГУЛАГ. После
Сталинграда полицейские все чаще переходили на сторону партизан. Вот
только несколько примеров. Партизанская газета «Заря», орган Брестского
подпольного обкома, 30 сентября 1943 года сообщала: «Немецкий
гарнизон, что в городе К., состоит в большинстве из полицейских.
Фашистские бандиты потребовали от них совершать кровавые злодеяния. Но
полицейские с каждым днем все больше начинают понимать, что дело немцев
проиграно, что Красная Армия скоро освободит белорусскую землю. И
вот группа полицейских, стремясь смыть с себя позорное пятно, несколько
дней тому назад с оружием перешла к партизанам нашего отряда. Мы
создали для опомнившихся необходимые условия, чтобы они борьбой с
немецкими оккупантами с честью выполнили свой священный долг перед
своей родиной, перед своим народом». А немецкий обер-лейтенант
Рослер из разведотдела 642-го Восточного батальона, располагавшегося в
белорусском местечке Лопатище,. в донесении от 11 мая 1943 года с
удивлением отмечал: «Характерно, что кое-где население единодушно
утверждает, что банды составляются из бежавших полицейских. При более
тщательном рассмотрении недисциплинированного поведения и явного
равнодушия полицейских эти утверждения могут оказаться вполне
достоверными». Орган Виленского обкома – бюллетень «Селянской
газеты» в июле 1943 года пропагандировал опыт «сознательных» власовцев,
которые с оружием в руках перешли к партизанам: «Недавно 9
разведчиков из партизанского отряда тов. Петра X зашли в деревню Д.,
где находилось 40 человек, обманным путем загнанных немцами в банды
предателя Власова. Партизаны рассказали им правду о положении на
советско-германском фронте, о разгроме немцев в Северной Африке, о том,
что их обманули немцы. Все 40 человек власовцев с вооружением перешли к
партизанам». Рядом была помещена заметка-предупреждение под
красноречивым заголовком «Сабаке – сабачья смерть!» – о том, какая
судьба ждет предателей, запятнавших себя преступлениями против
партизан: «Ублюдок Щербицкий, житель деревни Язно, Дисненского района,
со всей своей шкурой давно продался немцам. Он долгое время учился в
Берлинской школе гестапо, был верным холуем немецких поработителей. Это
он, крупный немецкий шпион Щербицкий, продал сотни советских граждан.
Это он, мерзавец Щербицкий, послал на виселицу в г. Диене десятки
советских активистов. Это он, Щербицкий, терроризировал мирное
население Дисненского, Илисского, Миорского и Браславского районов. Но
карьера щенка из гитлеровской псарни кончилась. Недавно Щербицкий попал
в руки партизан отряда тов. С. и по просьбе мирного населения (так
сказать, идя навстречу пожеланиям трудящихся. – Б. С) был расстрелян». Партизаны
особенно стремились уничтожить видных коллаборационистов. Им удалось
убить бургомистра Локтя Воскобойника и бургомистра Минска Вацлава
Ивановского. Но с главой Белорусской рады Радославом Островским вышла
осечка. По словам бывшего начальника разведки и контрразведки северной
зоны Барановичского партизанского соединения Д. Зухбы, «логово этого
сатрапа, не обладающего никакой властью фашистского холуя… охранялось
сильно». Насчет того, что никакой властью глава Белорусской рады
не обладал, Зухба был абсолютно прав. Хотя с конца 1943 года
Островскому формально подчинялись все белорусские бургомистры, он
ничего не мог предпринять самостоятельно. В конце 1944 года немцы
разрешили председателю Рады создать белорусскую дивизию СС, но ее
формирование так и не завершилось до конца войны. После
Сталинграда, в марте 1943-го, Пономаренко обратился к старостам,
полицейским и служащим оккупационных органов власти со специальным
посланием: «Вы можете получить от Советской власти прощение себе и
вашим семьям, если начнете честно служить советскому народу… Вредите
немцам во всем и всячески. Укрывайте от них скот и продовольствие.
Обманывайте немцев. Давайте им ложные сведения. Прячьте людей, которых
разыскивают немцы. Помогайте партизанам… Сообщайте им и Красной Армии о
всех намерениях врага. –Рвите вражескую связь – телеграфные и
телефонные провода. В одиночку и группами разрушайте железнодорожные
пути. Уничтожайте вагоны, приводите в негодность паровозы, истребляйте
военное имущество немцев… Истребляйте немецких разбойников. Если будете
действовать так – Родина, Советская власть простят вас и ни один волос
не упадет с вашей головы». Многие коллаборационисты поверили и перешли
на сторону партизан. Но потом, когда война кончилась и надобность в их
услугах отпала, немало прежде служивших немцам партизан отправились в
лагеря и ссылки – на поселение в Сибирь. В свою очередь немцы
пытались привлечь на свою сторону белорусов, обещая им свободу, землю и
в перспективе – равноправие с населением рейха. 22 июня 1943 года
генеральный комиссар Белоруссии Вильгельм Кубе утвердил устав «Союза
белорусской молодежи», в котором белорусы признавались наконец арийской
нацией. В речи по этому поводу он призывал молодежь «стать солдатами
новой Европы… против бандитизма и тем заслужить права на родную землю».
Партизанская газета «Смерть фашизму» 9 июля писала: «Чтобы завлечь
белорусскую молодежь в Союз и поставить ее на службу гитлеровской
Германии, палач Кубе, как льстивая собака, начал вилять хвостом перед
белорусским народом и заявил, что «в белорусском народе сравнительно
много «нордической крови», а в уставе «Союза белорусской молодежи»
говорит: «Белорусский народ имеет чисто нордическое происхождение». Но
льстить белорусскому народу Кубе оставалось недолго, несколько месяцев
спустя, 27 сентября 1943 года, генеральный комиссар Белоруссии погиб.
Он стал самым высокопоставленным чиновником оккупационной
администрации, убитым советскими партизанами. Белорусов,
украинцев, русских и прочих жителей оккупированных территорий после
возвращения Красной Армии ждала нелегкая судьба. В январе 1944 года к
немцам перебежал командир 1346-й разведроты 253-й стрелковой дивизии
капитан Игорь Капор. До этого, в декабре 1943-го, он находился на
переподготовке при разведотделе штаба Белорусского фронта, где
познакомился с тайным приказом НКВД о том, какая судьба ждет население
Белоруссии, когда ее вновь займут советские войска. Мужчин
предполагалось отправить в так называемые штрафные батальоны и бросить
в бой, даже непереодетыми, невооруженными и необученными, остальных –
выселить за Урал. По утверждению капитана Капора, детей-сирот,
равно как и детей арестованных и направленных в штрафные батальоны,
ожидали специальные детские дома НКВД, где их предстояло перевоспитать
в большевистском духе. Все население оккупированных территорий заведомо
находилось под подозрением, так как долгое время испытывало влияние
нацистской пропаганды. Тайный приказ, о котором рассказывал
Капор, до сих пор не обнаружен. Но действия советских войск на
освобождаемых территориях ему полностью соответствовали. Советское
командование нередко смотрело даже на партизан, соединившихся с
регулярными частями Красной Армии, как на пушечное мясо. Осенью 1943
года при форсировании Днепра три партизанские бригады во время
безуспешных атак за несколько дней потеряли половину личного состава, а
шесть других – даже 70 процентов. Вот как командир взвода связи
лейтенант Валентин Дятлов описывает один бой в Белоруссии в декабре
1943 года: «Мимо, по ходу сообщения прошла цепочка людей в гражданской
одежде с огромными «сидорами» за спиной. «Славяне, кто вы, откуда? –
спросил я. – Мы с Орловщины, пополнение. – Что за пополнение, когда в
гражданском и без винтовок? – Да сказали, что получите в бою…» Удар
артиллерии по противнику длился минут пять. 36 орудий артиллерийского
полка «долбили» передний край немцев. От разрядов снарядов видимость
стала еще хуже… И вот атака. Поднялась цепь, извиваясь черной
кривой змейкой. За ней вторая. И эти черные извивающиеся и двигающиеся
змейки были так нелепы, так неестественны на серо-белой земле! Черное
на снегу – прекрасная мишень. И немец «поливал» эти цепи плотным
свинцом. Ожили многие огневые точки, Со второй линии траншеи вели огонь
крупнокалиберные пулеметы. Цепи залегли. Командир батальона орал:
«Вперед… твою мать! Вперед!.. В бой! Вперед! Застрелю!» Но подняться
было невозможно. Попробуй оторвать себя от земли под артиллерийским,
пулеметным и автоматным огнем… Командирам все же удавалось
несколько раз поднимать «черную» деревенскую пехоту. Но все напрасно.
Огонь противника был настолько плотным, что, пробежав пару шагов, люди
падали как подкошенные. Мы, артиллеристы, тоже не могли надежно помочь
– видимости нет, огневые точки немцы здорово замаскировали, и,
вероятней всего, основной пулеметный огонь велся из дзотов, а потому
стрельба наших орудий не давала нужных результатов». Вот отрывок
из письма домой одного немецкого солдата летом 1943-го: «На вновь
занимаемой территории Красная Армия призывала все население, мужчин и
женщин. Сформированные из них трудовые батальоны используются для
увеличения массы атакующих. Не имело значения, что эти призывники
необучены, большинство из них без оружия, а многие – без сапог. Взятые
нами пленные говорили, что безоружные рассчитывают взять оружие у
павших. Эти невооруженные люди, вынужденные идти в атаку, подозревались
в сотрудничестве с нами и платили буквально своими жизнями за это
подозрение». Американские историки-эмигранты Иосиф Дугас и Федор
Черон, сами из бывших пленных, свидетельствуют: «Как правило, освободив
от немцев определенную территорию, советское командование собирало все
воекнообязанное население и, часто без оружия и военной формы, гнало
его в бой. Так, например, было в харьковском наступлении мая 1942 года.
Солдаты называли наспех мобилизованных «воронами» (по темной
гражданской одежде), В наступлении «ворона» могла быть вооружен
|