Глава третья
Власов сделал вид, что не понимает подлинного смысла преображения Смоленского
комитета в отдельно взятого генерала Власова. В ходе следующего турне,
совершенного по указанию фельдмаршала фон Кюхлера, он обнаружил полную
невосприимчивость к доводам «ангелов» из ведомства Гелена.
29 апреля в сопровождении адъютанта Ростислава Антонова и ротмистра Эдуарда
фон Деллингсхаузена в вагоне третьего класса Власов прибыл в Ригу. Путь Андрея
Андреевича лежал в армейскую группу «Север» к старому знакомцу — генералу
Линдеману.
Поездка эта, по словам протоиерея Александра Киселева, сопровождалась такими
массовыми выражениями народной любви и доверия к Власову, а он так поднимал в
народе уверенность в собственных русских силах, что это произвело переполох в
немецких кругах.
Власов всячески демонстрировал свою независимость от немцев. Так, например,
выступая в Риге, он отклонил предложение перевода его речи на немецкий язык,
заявив, что говорит для русской аудитории. Сказано это было в присутствии штаба
немецкого командования, сидевшего в партере театра чуть не в полном составе.
Мы приводим эти подробности по изложению протоиерея Александра Киселева,
потому что они являются пересказом слухов, циркулировавших [171] в окружении генерала Власова и создававших генералу ореол
мученика и героя.
Как известно, в Риге Власов выступал в редакции русской газеты «За Родину»,
посещал староверческую молельню, наносил визит митрополиту Сергию и затем
отправился в Псков. Куда тут поместить «сидевший в партере штаб немецкого
командования», непонятно...
Но в театре Андрей Андреевич выступал...
Только не в Риге, а в Пскове, куда он прибыл 1 мая.
Здесь, как показывал Власов на следствии в Лефортовской тюрьме, он осмотрел
батальон добровольческих войск и был на приеме у командующего германскими
войсками, действовавшими под Ленинградом. Генерал-фельдмаршал Буш просил его
рассказать на собрании германских офицеров о целях и задачах «Русского
комитета»... »Выступая на собрании, я заявил, что «Русский комитет» ведет
активную борьбу против советской власти и что немцы без помощи русских
уничтожить большевизм не смогут. Мое выступление явно не понравилось
генерал-фельдмаршалу Бушу».
Уже после этого выступления, «поднимая в народе уверенность в собственных
русских силах», и двинулся Власов по маршруту: Луга — Волосово — Сиверская —
Толмачево — Красногвардейск — Дедовичи.
Тем не менее «переполох в немецких кругах» гастроль генерала Власова
действительно вызвала; хотя основанием для него послужили не столько успехи
генерала на пропагандистском поприще, сколько невероятная самоуверенность. На
свою беду, по дороге в Гатчину Власов успел «разработать план захвата силами
добровольцев Ораниенбаумского плацдарма».
Воодушевленный этими стратегическими открытиями, Андрей Андреевич несколько
утратил чувство реальности и в своей речи на обеде, данном в его честь, вначале
поблагодарил немцев за прием, а потом выразил надежду (выпив, он, похоже, не
только Ораниенбаум и Кронштадт занял силами добровольцев, но и Ленинград), что
скоро будет приветствовать немцев как своих гостей в городе на Неве.
Тут Власов немного переборщил.
На обеде присутствовали немецкие офицеры и генералы, которые уже полтора года
топтались под Ленинградом и не могли взять город. Могло ли им понравиться пьяное
застольное бахвальство пленного русского генерала?
Но Власов не замечал хмурости на лицах своих хозяев.
— Кончится война, — увлеченно басил он, — мы освободимся от большевизма, и
тогда в нашем Ленинграде, которому мы вернем его настоящее имя, мы будем
принимать немцев, как дорогих гостей!
Считается, что именно выступление в Гатчине и переполнило чашу [172] терпения нацистов... Фельдмаршал Кейтель отдал тогда приказ
о запрещении политической деятельности генерала Власова...
«Ввиду неправомочных, наглых высказываний военнопленного русского
генерала Власова во время его поездки в группу армий «Север», осуществленную без
того, чтобы фюреру и мне было известно об этом, приказываю немедленно перевести
русского генерала Власова под особым конвоем обратно в лагерь военнопленных, где
и содержать безвыходно.
Фюрер не желает слышать имени Власова ни при каких обстоятельствах, разве что
в связи с операциями чисто пропагандистского характера, при проведении которых
может потребоваться имя Власова, но не его личность. В случае нового личного
появления Власова предпринять шаги по передаче его тайной полиции и
обезвредить».
|