14 августа 2008 года на день Всемилостивого Спаса и Пресвятой Богородицы исполняется 3 года со дня кончины протоиерея Димитрия Константинова, выдающегося священника русской эмиграции и деятеля антикоммунистического движения. Известный в российской политической эмиграции как автор сотен статей, обличающих советский режим в СССР, и солидных исследований жизни Церкви под властью КПСС, о. Димитрий мало известен как священнослужитель. Незаурядный политический боец, он редко открывал свой внутренний мир и свои переживания в статьях, опубликованных в «Новом русском слове», «Голосе Зарубежья» или «Записках Русской Академической Группы». Внутренний мир батюшки был, тем не менее, очень богатым.

 

 

Мы обратимся к двум публикациям о. Димитрия мемуарного характера, которые содержат поразительные факты глубоких его переживаний. В 1980 г. в Бостоне вышли в свет  «Записки военного священника»(1). Это размышления о. Димитрия о духовном окормлении военнослужащих Русской Освободительной Армии (или более точно – вооруженных сил Комитета освобождения народов России, который возглавлял генерал-лейтенант А.А. Власов). Вторая публикация относится к 1997 г. В Москве под редакцией А.В. Попова и В.С. Карпова были опубликованы мемуары жизни о. Димитрия под названием «Через туннель ХХ столетия» (2).

 

Но вначале сообщим важные биографические сведения. Дмитрий Васильевич Константинов родился 8/21 марта 1908 года в Санкт-Петербурге. Обучаясь последовательно в Педагогическом техникуме, Редакционно-издательском институте, аспирантуре НИИ Книговедения г. Ленинграда, Д.В. Константинов участвовал в церковной деятельности, оставался верным сыном Русской Православной Церкви. В годы атеистических гонений это было крайне опасно. Настроенный оппозиционно к атеистической власти Д.В. Константинов, тем не менее, публиковал статьи по книговедению и даже подготовил кандидатскую диссертацию на тему «Петр Великий и его издательская деятельность». Вторая мировая война помешала ее защите.

 

Д.В. Константинов был мобилизован в первые дни советско-германской войны и был удостоен офицерского звания. В 1944 г. он попал в немецкий плен. Коллеги по нелегальной церковной работе ленинградского периода сумели освободить его из лагеря военнопленных и устроили в штат Берлинской епархии Русской Зарубежной Церкви. Затем 19 ноября 1944 года Председатель Архиерейского Синода РПЦЗ митрополит Анастасий (Грибановский) рукоположил Димитрий Константинова в сан диакона. 20 ноября 1944 г. митрополит Серафим (Ляде) рукоположил его в сан иерея.

 

На о. Димитрия была возложена задача духовного окормления военнослужащих РОА, главным образом в Дабендорфе – центре подготовки власовских пропагандистов. Затем о. Димитрий служил в Мюнзингене, где располагалась 1-ая дивизия ВС КОНР. Молодому священнику пришлось столкнуться с трудностями в организации нового православного прихода, устроенного для пропагандистов РОА. Походная церковь была освящена во имя святого апостола Андрея Первозванного. Среди трудностей необходимо назвать: невоцерковленность советских военнопленных и остарбайтеров, решивших присоединиться к КОНР; амбиции в среде духовенства РПЦЗ и власовского генералитета; общая неблагоприятная для КОНР ситуация на фронте, связанная с наступлением Красной Армии. О. Димитрий, очевидно, хорошо понимал, даже будучи неискушенным в политической борьбе, что дни Третьего Рейха, а значит и деятельности власовского КОНР сочтены. Однако, продолжая оставаться добрым пастырем, военный священник решил не покидать паству и служил, пока к тому была возможность.

 

По окончании Второй мировой войны о. Димитрий пережил тяжелейший для послевоенной эмиграции период ДиПи (Displaced Persons – перемещенные лица). Он подвергался аресту и тюремному заключению как «крупный фашистский преступник» или непонятный агент каких-то спецслужб. Эти аресты проводили новые немецкие власти и американские оккупационные чиновники. О. Димитрий находился буквально на «волоске» от выдачи в Советский Союз.

 

В 1949 году отец Димитрий перебрался в Буэнос-Айрес (Аргентина). Там, под влиянием различных обстоятельств, он покинул юрисдикцию Зарубежной Церкви и перешел под омофор Предстоятеля Американской Митрополии (ныне – Православная Церковь в Америке, ПЦА, Orthodox Church of America). Он активно участвовал в движении против возвращения эмигрантов из Аргентины в СССР, сотрудничал с мюнхенским Институтом по изучению СССР.  Он основал и редактировал выходящую в Буэнос-Айресе церковно-общественную газету «Новое Слово». С 1960 г. о. Димитрий, получивший сан протоиерея в 1955 г., священствовал на различных приходах в США. Некоторые деятели антикоммунистической эмиграции считают, что в ПЦА доминировали просоветские настроения, и потому о. Димитрия назначали на небогатые приходы. Женатый священник, о. Димитрий вынужден был сочетать священнослужение с интенсивной журналистской работой, приносившей значительную часть заработка на жизнь.   В США о. Димитрий писал статьи для нью-йоркской газеты «Новое русское слово» - передовицы и для рубрики «На религиозные темы». Мало кто знал, что в период с 1973 г. по 1986 г. он написал для этой газеты 1993 передовиц.

 

Перу о. Димитрия принадлежат серьезные исследования положения РПЦ в Советском Союзе, такие как: «Православная молодежь в борьбе за Церковь в СССР» (1956 г.), «Гонимая Церковь» (1967 г.), «Религиозное движение сопротивления в СССР» (1967 г.), «Зарницы духовного возрождения. Русская Православная Церковь в СССР в конце шестидесятых и в начале семидесятых годов» (1973 г.). Эти работы были переведены на европейские языки и напечатаны в странах Европы, Америки и Азии.

 

После распада СССР и крушения власти КПСС о. Димитрий продолжал писать на тему положения Русской Церкви и выступал за взвешенный подход к оценке деятельности Московской Патриархии в советский период. Он считал декларацию митрополита Сергия 1927 г. трагической страницей истории РПЦ. Декларацию он называл «типичной провокацией кремлевского руководства». Подписав декларацию, полагал о. Димитрий, митрополит Сергий «почти сто лет назад спас РПЦ от полного разгрома. Это уже история. И сейчас в 21 столетии продолжать активно наступать и отвергать Москорвскую патриархию за то, что почти сто лет назад один из ее руководителей, в известном смысле, «обставил» большевистскую диктатуру, - нелепо и неубедительно… Поэтому называть «сергианством» добрососедские отношения МП с президентом страны и правительственными органами совершенно не основательно».(3) Такая позиция о. Димитрия вызвала критику со стороны тех кругов Зарубежной Церкви, которые рассматривали деятельность РПЦ и МП в СССР, прежде всего, как работу соответствующего отдела НКВД (КГБ).      

 

Когда автор статьи познакомился с творчеством о. Димитрия, он задавал вопрос: не ущемляла ли политическая деятельность церковное служение? Вот что об этом писал сам о. Димитрий в книге «Через туннель ХХ столетия»:

 

«Распространенное и в общих чертах абсолютно справедливое мнение, что Церковь и ее представители не должны вмешиваться в политику, было для меня аксиомой. Но дело все в том, что наша эмигрантская политика, направленная против советской диктатуры, была не только чистой политикой, но одновременно острой и бескомпромиссной защитой Церкви и религии в целом. Советская диктатура своей активной безбожностью создала в эмиграции своеобразный симбиоз борьбы политической с религиозным движением сопротивления и защиты Церкви, превращая политическую борьбу в борьбу и религиозную, освящая ее православной церковностью, выдвигая ее часто на первое место» (4).

 

Таким образом, о. Димитрий неустанно служил у престола Божия и, веруя в силу молитвы, освящал политическую борьбу. Читая труды о. Димитрия и находясь с ним в переписке, мы пришли к выводу о том, что он по смирению очень мало сообщил читателю о своем духовном опыте. Но в жизни эмигрантского священника мы нашли два ярких эпизода, которые объясняют, почему скромный петербуржский мирянин, а затем священник власовской армии и эмиграции, сумел пройти испытания ХХ века, сохранить любовь к России, к пастве и самую главную, созидающую, любовь – ко Христу. Об этих эпизодах о. Димитрий рассказал без позерства, а как о чуде Божьем, но смысл тех событий теперь ясен. Они объясняют, где черпал силы оказавшийся в сложнейшей ситуации русский священник.

Первый эпизод относится к 1944 году. Старший лейтенант Д. Константинов еще служил в Красной Армии. Это событие мы передаем на основе текста его воспоминаний.

 

Свирепствуют январские морозы с обильными снегопадами. Советские войска прорвали немецкий фронт. Д.В. Константинов продвигается с боями вперед, командуя сводной ротой, составленной из остатков потрепанного батальона. Целый день рота бредет по глубокому снегу. Вокруг мороз и метель, переходящая в свирепый буран. К вечеру рота доходит до брошенных немецких землянок. Разведка докладывает: дальше идти нельзя, дальше – минное поле. Солдаты просто валятся с ног и устраиваются на отдых. Старшего лейтенанта Константинова вызывают в штаб полка и сообщают приказ сверху – бросить оставшиеся части в наступление, прорвать оборону противника и занять какое-то количество километров, закрепиться и т.д. В данных условиях все это звучит как бред безумного. Но спорить с приказом бесполезно. Комполка дал отсрочку до 12-ти ночи, а затем – в наступление.

 

Старший лейтенант, вернувшись на позицию, передает приказ командирам взводов. Мысль у всех одна: надо приготовиться к смерти. Все погибнут на неразминированных подступах к немецкой обороне, под огнем противника, а раненные замерзнут в снегу. Ст. лейтенант остается в землянке один.

 

«Остается только творить молитву, - пишет в «Записках военного священника» о. Димитрий. -  Недалеко от горящей свечки замечаю кусочек розоватой бумаги, торчащей из соломы. Машинально вытягиваю ее. С удивлением вижу книгу на русском языке. Значит, до нас здесь стоял русский добровольческий батальон немецкой армии. Раскрываю книгу…Она духовного содержания: проповеди одного из русских святителей прошлого столетия. На первой странице бросается в глаза эпиграф:

 

«Аще бо и пойду посреде сени смертныя,

не убоюся зла, яко Ты со мною еси:

жезл Твой и палица Твоя та мя утешиста» (Псалом 22).

 

Псалом этот я знал наизусть, ибо, как известно, он довольно часто используется за православным богослужением. Я читал и перечитывал эпиграф и не верил своим глазам. Уныние и боязнь смерти отошли от меня. Я уже твердо знал – ничего ужасного не случится. Посмотрел на часы. Было начало одиннадцатого. Дверь с шумом открылась, и в землянку ввалился засыпанный снегом связной штаба полка. Где-то наверху спохватились. Пришел приказ – наступление отменить» (5).

 

Неверующий человек не может написать подобные воспоминания. Их может написать только глубоко верующий человек. В Д. Константинове билась горячая, живая вера во Христа.

 

Второй яркий эпизод относится к 1946 году, когда о. Димитрий, настоятель походного храма ВС КОНР, был арестован в Байройте (Бавария) американской полицией по доносу одного эмигранта. Священнику было предъявлено обвинение в том, что он – офицер РОА, высокопоставленный руководитель власовской пропаганды, сотрудник нацистов. Когда американцы выяснили, что перед ними священник, они почему-то посчитали это дело еще более важным и опасным. Начались бесконечные допросы, замаячила угроза выдачи в СССР, о. Димитрий был посажен в одиночную камеру. Он испытывал тяжелое одиночество.

 

«Сидя в байройтской тюрьме, - вспоминал о. Димитрий, - в одиночной камере, ожидая со дня на день выдачи меня в руки дорогих восточных «союзников», я много думал о происходящем вообще и о своем пути за последние военные годы… я почувствовал промыслительно посланное мне одиночество и как бы нарочитое полное отсечение помощи от людей извне («не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в них же несть спасения»), ощущение кажущейся богооставленности и предельная невозможность воздействовать на ход событий, принимавших довольно скверный оборот – все это вместе взятое как бы открыло мне глаза на происшедшее и происходившее со мною. Ведь если Господь сподобил меня стать иереем Божиим, то, очевидно, на меня возлагается и тот крест, который по обетованию Спасителя должен нести каждый верующий в Него и от несения которого отказываются многие современные христиане. И не в этом ли в тот момент заключался этот крест, чтобы хотя бы частично пережить пережитое Богочеловеком, пришедшим на землю, частично пережить то, что пережило Его человеческое естество?» (6)

 

Действительно, вопрос, который Спаситель обратил к апостолам: «Можете ли пити Чашу, юже Аз Пию?», адресован и духовенству и мирянам века сего. Сможем ли мы пережить хоть частичку тех Гефисманских и Голгофских страданий и сохранить любовь к Богу и ближнему своему? Вопрос этот не схоластический и даже не только богословский (нравственно-богословский). Он – вопрос экзистенциальный, вопрос жизни миллионов христиан.

 

Одиночество в эпизодах 1944 и 1946 годов было промыслительным, и о. Димитрий делает вывод, объясняющий, может быть, всю его жизнь:

 

«В тех страшных условиях, в которых я находился, мне надо было пережить духовное и физическое одиночество до конца, чтобы приобщиться ко Христу… Ощущение богооставленности, человекооставленности, непонятной вражды и ненависти от людей, которым я лично ничего плохого не сделал, и многое другое, пережитое промыслительно в эти годы, дали мне в конечном итоге те силы, которые также промыслительно были использованы мною на служение ценностям, которым я отдал всю жизнь» (7).

 

Осенью 1946 г. о. Димитрий без всяких объяснений был освобожден из байройтской тюрьмы. Начиналась холодная война. Впереди лежал путь священника в эмиграции, «усыпанный шипами» промыслительного одиночества. Русский батюшка остался верен Христу и до конца своих дней продолжал, пока позволяло здоровье, служить. За несколько лет до кончины о. Димитрий писал в письме автору:

 

«Отвечаю на Ваш вопрос о том, служу я где-нибудь или нет? Если Вы читали мои работы, то, очевидно, заметили, что довольно подробно писал о походной церкви, созданной в Дабендорфе и впоследствии перевезенной мною сначала в Аргентину, а потом в США. Теперь эта походная церковь РОА находится в моем доме, дополнена и расширена, и я служу в ней уже тридцать лет. В данное время (каждое воскресение и все праздники) в ней я совершаю литургию, а в будни ежедневно совершаю вечерню. Таким образом, могу ответить на Ваш вопрос: служу ежедневно. У меня имеются несколько добрых помощников, сослужащих мне на клиросе. Летом, когда Кейп-Код наполнен туристами, народу в храме полно. Зимой народу меньше, но зато «качество» этого народа высокое. Настоящие церковные люди». (8)

 

Возлагая свой венок на далекую могилу пастыря, благодарим Бога за дар мудрого рассуждения, за богатый внутренний мир, за любовь к Церкви и России, которые возрастил о. Димитрий за долгие годы эмиграции.

 

 

1. Протоиерей Д. Константинов. Записки военного священника. – Бостон, 1980.– 77 с.
2. Константинов Д.В. Через туннель ХХ столетия. Под ред. А.В. Попова, В.С. Карпова// Материалы к истории русской политической эмиграции. Вып. III. – М.: ИАИ РГГУ, 1997. – 592 с.
3. Протоиерей Димитрий Константинов. Записки очевидца (О декларации митрополита Сергия 1927 г.). Бостон. Март 2002 года. Рукопись. Позиция о. Димитрия по вопросу объединения РПЦ МП и РПЦЗ была изложена в одной его публикации в нижегородской газете «Православное слово» в 2000 году.
4. Там же. – С. 505.
5. Протоиерей Д. Константинов. Записки военного священника. – С. 72-73.
6. Там же. – С. 74.
7. Там же. – С. 75, 76.
8. Письмо протоиерея о. Димитрия Константинова А.А. Корнилову. Вэст Хаянниспорт, Массачусетс. 20 июля 2001 года.