А вот другая фотография...
Она тоже сделана в Виннице. Но она запечатлела допрос уже все решившего для
себя Власова.
Допрос проходил на улице. Немецкие офицеры непринужденно разместились в
садовых креслах, чуть в стороне — сержант за пишущей машинкой. Власов сидит чуть
на отшибе. Он уже как бы и вместе с немцами — так же, как они, сидит, положив
ногу на ногу. И вместе с тем он один. И кресло для него поставлено чуть в
стороне. И поза генерала напряжена...
Среди немецких офицеров можно узнать и коменданта винницкого лагеря капитана
Петерсона — пожилого немца из США, и Густава Хильгера, советника Министерства
иностранных дел. Он, изучая Власова, делает пометки в блокноте.
Записи эти сохранились...
«Власов родился 1.9.1901 года в Горьковской губернии.
Отец — крестьянин, имел 35–40 моргов земли; старая крестьянская семья.
Образование среднее.
В 1919 году учился один год в Нижегородском университете.
В 1920 году вступил в Красную Армию.
В первое время Власова в Коммунистическую партию не принимали как бывшего
ученика монастырской школы...
В 1930 году вступил в Коммунистическую партию с целью продвинуться вперед в
Красной Армии.
В 1938 году, короткое время, — начальник штаба Киевского военного округа.
Непосредственно за этим — участник советской военной миссии в Китае. Во время
этой командировки был произведен в полковники.
По окончании командировки в Китай в 1939 году — командир 99-й дивизии в
Перемышле. 13 месяцев — командир дивизии.
В 1941 г. — командующий мотомехкорпусом во Львове. В боях между Львовом и
Киевом его мотомехкорпус был уничтожен. Затем стал комендантом Киевского
укрепрайона. Одновременно ему было поручено вновь сформировать 37-ю армию.
Из борьбы за Киев он вышел с маленькой группой.
Вслед за тем был временно в распоряжении генерала Тимошенко, формируя вновь
войска снабжения Юго-Западного фронта.
Спустя месяц переведен в Москву для принятия командования вновь
сформированной 20-й армией. Затем — участие в обороне Москвы.
До 7.2.1942 года — командующий 20-й армией. [141]
10 марта переведен в штаб Волховского фронта. Здесь вначале — тактический
советник (консультант) 2-й Ударной армии. После смещения командующего 2-й
Ударной армией генерала Клыкова он принял 15.04 командование армией».
По-видимому, сведения эти, а особенно то, с какой ловкостью приспосабливал их
Власов для немецкого употребления, вполне удовлетворили Густава Хильгера, и он
решил, что Власов подходит для его целей.
Снова Густав Хильгер встретился с Власовым 10 августа 1942 года.
В прошлом Хильгер был советником германского посольства в Москве, и встреча с
ним как бы поднимала статус генерала до официального представителя страны,
которая жаждет вступить в союз с Германией.
Об этом, собственно говоря, и шел разговор.
Хильгер предложил Власову поработать в марионеточном правительстве России,
которое комплектовало сейчас Министерство иностранных дел Германии.
Напомним, что подходило к концу жаркое лето 1942 года...
Трагедия 2-й Ударной армии была в том году первой ласточкой в череде
катастроф, обрушившихся на Красную армию.
28 июня началась крупномасштабная наступательная операция «Блау» — немцы
нанесли удар по войскам Брянского фронта и оккупировали обширные области Дона и
Донбасс.
24 июля немецкие войска вошли в Ростов-на-Дону. Дорога на Сталинград и Кавказ
была открыта.
3 августа немцы заняли Ставрополь.
10 августа — Майкоп.
Меньше двух недель оставалось до начала уличных боев в Сталинграде.
В Виннице все предвкушали близкую победу, и, когда Хильгер спросил у Власова,
согласен ли он участвовать в создаваемом немцами русском правительстве и какие у
него в связи с этим есть предложения, касающиеся передачи Германии территорий
Украины и Прибалтики, ответ мог быть один...
Тем более — коготок увяз... всей птичке пропасть! — Хильгер был осведомлен,
что Власов уже вступил на путь сотрудничества с немцами...
Но Власов вместо этого пустился в рассуждения о необходимости создания
Русской армии, которая одна только и может одолеть большевизм.
Рассуждение это, когда немецкие дивизии неслись на крыльях победы к Волге и
Кавказу, рассердило Хильгера. Поморщившись, он пояснил, что русское
правительство нужно не для создания русской армии, а для передачи Германии
территории Украины и Прибалтики. [142]
Власов, уходя от прямого ответа, сказал, что изложил свои мысли в
меморандуме, подготовленном для Гелена по указанию Штрик-Штрикфельдта.
«Офицерский корпус Советской Армии, особенно попавшие в плен
офицеры, которые могут свободно обмениваться мыслями, стоят перед вопросом:
каким путем может быть свергнуто правительство Сталина и создана новая Россия?
Всех объединяет желание свергнуть правительство Сталина и изменить
государственную форму. Стоит вопрос: к кому именно примкнуть — к Германии,
Англии или Соединенным Штатам? Главная задача — свержение правительства —
говорит за то, что следует примкнуть к Германии, которая объявила борьбу против
существующего правительства и режима целью войны. Однако вопрос будущности
России неясен. Это может привести к союзу с Соединенными Штатами и Англией, в
случае если Германия не внесет ясность в этот вопрос.
Сталин, используя особенности России (бесконечные просторы, огромные
потенциальные возможности) и патриотизм народа, поддерживаемый террором, никогда
не отступит и не пойдет на компромисс. Он станет вести войну, пока не будут
исчерпаны все силы и возможности...
Если принять во внимание население оккупированных областей и огромное
количество военнопленных и учесть их враждебное отношение к правительству
Сталина, то можно допустить, что эти людские массы составят ядро внутренних сил,
которые под руководством Германского правительства ускорят давно назревающее
возникновение нового политического порядка в России, что должно произойти
параллельно осуществляемому немцами созданию новой Европы.
Эти силы в настоящее время не используются.
Исходя из вышеизложенного, мы передаем на ваше рассмотрение следующее
предложение:
— создать центр формирования русской армии и приступить к ее созданию;
— независимо от своих военных качеств эта русская армия придаст
оппозиционному движению характер законности и одним ударом устранит ряд сомнений
и колебаний, существующих в оккупированных и неоккупированных областях и
тормозящих дело создания нового порядка;
— это мероприятие легализует выступление против России и устранит мысль о
предательстве, тяготящую всех военнопленных, а также людей, находящихся в
неоккупированных областях».
В записке, как мы видим, были сформулированы здравые и чрезвычайно полезные
для Германии соображения, и если бы Хильгер был похуже знаком с сущностью
нацистской политики на восточных территориях, возможно, его бы и заинтересовали
мысли Власова. [143]
Но Хильгер о подлинных задачах войны с Россией знал, и меморандум не
понравился ему. Тем более что Хильгер считал войну с Россией уже выигранной.
Победа, по мнению Хильгера, была одержана, и вдаваться в раздумья над
предложениями генералов — «унтерменшей» он не посчитал нужным. Да и не входило в
его компетенцию заниматься анализом предложений этих «человекообразных», у
которых не хватает ума даже понять, что требуется от них...
«Я ясно сказал советским офицерам, что не разделяю их убеждений.
Россия в течение ста лет являлась постоянной угрозой Германии, вне зависимости
от того, было ли это при царском или при большевистском режимах. Германия вовсе
не заинтересована в возрождении русского государства на великорусской
базе».
Густав Хильгер уехал из Винницы в чрезвычайном раздражении, так и не
добившись от Власова его прямого согласия войти в марионеточное правительство.
Но вывернуться Власову все же не удалось. Штрик-Штрикфельдт использовал тревогу
Власова, чтобы окончательно дожать его.
— Генерал! — сказал он. — Чтобы нейтрализовать докладную записку, которую
подал господин советник, необходимо ваше обращение... Ваше обращение нужно нам,
чтобы доказать политикам, что офицеры и солдаты Красной армии готовы слушать вас
и следовать за вами, как за русским и патриотом. Когда они это поймут, мы
приблизимся к нашей цели. А до тех пор, дорогой Андрей Андреевич, нам не
остается ничего иного, как идти тернистым путем борьбы против Сталина и
против...
— Против этих слепых идиотов вокруг Гитлера! — перебил его Власов.
— Совершенно верно! — Штрик-Штрикфельдт облегченно вздохнул. Наконец-то было
сказано то, что ему нужно было сказать и что он не решался сказать...
Власов внимательно посмотрел на него и усмехнулся.
— Все-таки это удивительно, — сказал он. — Здесь все совершенно иначе, чем в
Москве! Вы берете на себя ответственность и действуете по вашей совести. Такое у
нас немыслимо. Малейший намек диктатора — и все падают ниц...
Штрик-Штрикфельдт так и не понял, то ли Власов восхищается им, то ли
издевается.
— Так вы поможете нам? — отчаявшись разгадать эту загадку славянской души,
спросил он. — И не только в этот первый раз, с листовкой, но и в том, что
последует за ней?
И для Власова, и для Штрик-Штрикфельдта это, было заключением союза.
Как мы уже говорили, наряду с другими офицерами вермахта, Штрик-Штрикфельдт и
в самом деле тогда еще верил, что Гитлер прислушается [144]
к голосу разума и германский генералитет сумеет добиться правильного
политического решения.
Он сказал об этом Власову, но просил (во всяком случае, в своей книге — о,
эта прибалтийская порядочность!) никогда не упрекать его, если его ожидания не
оправдаются.
Пока же, сказал он, нужна политика «малых шагов».
Власов, хотя он и сомневался, можно ли политикой «малых шагов» дойти до
намеченной цели, согласился с ним...
— Ведь путь туда — не близок, — говорил он. — А в борьбе против тирании судья
один — успех. Он выносит свой приговор, присуждая победителю звание героя, а
побежденному — клеймо изменника.
— Не знаю, доживем ли мы до политического успеха, — возвращая генерала на
грешную землю, ответил Штрик-Штрикфельдт. — Но разве только политика определяет
наши действия? Если наши планы будут поддержаны, хотя бы наполовину, все равно
сразу улучшится жизнь русских военнопленных, многие из которых еще и сегодня
умирают голодной смертью.
— Вы правы. Ради одной этой задачи оправдана наша политика, — согласился
Власов.
Забегая вперед, скажем, что, как полагают некоторые исследователи, эту задачу
Власову отчасти удалось решить.
«Давая свое согласие на участие в «Русском Комитете», — пишет Б.
И. Николаевский в работе «Пораженческое движение и ген. Власов», — группа
Власова... в качестве обязательного предварительного условия поставила
немедленное же облегчение участи пленных... Смертность в лагерях резко
понизилась, и начиная с 1943 года лица, попавшие в плен, имели Шансы остаться в
живых. Раньше у них таких шансов не было...» {37}
10 сентября 1942 года Власов подписал свою первую листовку, составленную с
помощью сотрудников отдела пропаганды.
«Где же выход из тупика, в который сталинская клика завела нашу
страну? — задавал он риторический вопрос и сам же и отвечал на него: — Есть
только один выход... Другого история не дает. Кто любит свою родину, кто хочет
счастья для своего народа — тот должен всеми силами и всеми средствами
включиться в дело свержения ненавистного сталин-ского режима, тот должен
способствовать созданию нового антисталинского прави-тельства, тот должен
бороться за окончание преступной войны, ведущейся в интересах Англии и Америки,
за честный мир с Германией». [145]
Так Власов окончательно согласился сотрудничать с немцами.
Он принял это решение, пишет Екатерина Андреева, не отдавая себе отчета «во
всей специфической сложности нацистской машины, в ее нелогичности, имманентной
ее природе».
|