О прадеде Владимира Ульянова, Ицко Бланке, сведения весьма
скупы. Известно, что он являлся подданным Речи Посполитой, жил в
Староконстантинове[1]. Имел
собственный дом, владел землей. Относительно полно сохранились сведения о его
наследнике – Мойше Бланке. Так, в протоколе Новоград‑Волынского магистрата от
29 апреля 1795 года за № 394 отмечается, что Бланк Мошко (Мовше, Моше) Ицкович
является мещанином города Староконстантинова Новоград‑Волынского уезда{8}.
Ревизия, произведенная в 1834 году, установила, что в городе проживало более
800 еврейских семей{9}. Сопоставляя ряд документальных материалов приведенного
выше дела, можно считать, что М. И. Бланк родился в 1763 году. О
времени его женитьбы нет прямых сведений, но известно, что ему тогда было 30
лет, а его жену звали Марьям (родилась также в 1763 году). У них было два сына
– Абель и Сруль (он же Израиль) и три дочери – Анна, Екатерина и Мария{10}.
По архивным записям, старший сын, Абель, родился в 1794
году, а Сруль – в 1804 году{11}. Дата рождения Сруля сомнительна. С учетом
других документов, можно считать, что он скорее всего родился в 1799 году. К
этим документам мы еще обратимся. Что же касается дат рождения дочерей, то
обнаружить эти сведения, к сожалению, мне не удалось.
Семью Мойши Бланка можно отнести к разряду богатых. Об этом
свидетельствуют многие факты. Бланки имели солидный дом с «обзаведениями»
стоимостью в 4 тысячи рублей ассигнациями. Занимался Бланк в основном
торговлей. Его еженедельный чистый доход составлял 10 рублей серебром. Кроме
того, в местечке Рогачеве, в 20 км южнее Новоград‑Волынска, Бланк имел
пять моргов[2] земли, а ежегодный доход от выращенного
цикория составлял 750 рублей серебром{12}. Бланк вел широкую торговлю спиртными
напитками и другими товарами. Имеются сведения, что он занимался торговым
мошенничеством, за что против него было возбуждено уголовное дело. Кроме этого,
он обвинялся в краже чужого сена. Однако как по первому делу, так и по второму,
судя по всему, особых наказаний не понес. Вполне возможно, что он откупился,
поскольку в решении суда (состоялся в 1803 году) записано, что Бланк «виновным
не оказался»{13}.
В биографии М. Бланка имеются дискредитирующие его
сведения. Оказывается, он занимался шантажом и вымогательством{14}, доносил на
соседей{15}. Очевидно, делал он это для того, чтобы приобрести расположение
властей и таким образом добиться с их стороны покровительства в его торговых
делах, подмоченных нечестными деяниями.
Следует сказать еще об одном интересном факте нравственного
характера. В архивах имеются данные о том, что Мойша Бланк в 1816 году
обратился в Волынский главный суд с просьбой взять под стражу старшего сына
Абеля, который якобы оскорблял его и даже наносил побои{16}. Абеля не
арестовали. По‑видимому, отцу не удалось доказать свое заявление свидетельскими
показаниями членов семьи или других лиц.
Характер у Мойши Бланка был весьма сложный и своеобразный. У
него проявлялись такие черты, как несдержанность, жестокость, грубость,
свирепость, мстительность, непримиримость. И вообще он был весьма скандальным и
грубым человеком, не уживавшимся с людьми. Он не ладил даже со своими
соплеменниками: конфликтовал то с одними, то с другими.
Бланк был уличен в поджоге 23 домов евреев в
Староконстантинове 29 сентября 1808 года. Чтобы отвести от себя подозрение, он
немного подпалил и свой дом. Не надо быть медиком, чтобы понять, что подобные
чудовищные поступки мог совершить лишь человек с ненормальной психикой. На этот
раз он отделался арестом всего лишь на один год. Недовольные исходом дела
жители города из числа пострадавших вновь возбудили против Бланка дело, в
результате оно было передано на рассмотрение из Новоград‑Волынского магистрата
в Сенат. Слушание дела состоялось 3 июля 1809 года. Но и здесь Бланку, по‑видимому,
удалось откупиться, и он был освобожден из‑под стражи{17}.
Однако обстановка вокруг Бланка была настолько накалена, что
он вынужден был переехать на новое место жительства в Житомир. Но и здесь семья
Бланков из‑за характера ее главы не обрела покоя. В семье постоянно происходили
скандалы. Особо острые конфликты возникали между отцом и старшим сыном Абелем.
Нередко дело доходило до драки. Тяжба между отцом и сыном затянулась на целых
10 лет и закончилась тем, что решением уездного суда от 28 июля 1826 года Абель
был оправдан, а Мойша Бланк оштрафован на 25 рублей{18}.
Очевидно, серьезные трения Абеля и Сруля с отцом стали
причиной того, что они решили отказаться от иудаизма и принять православную
веру. Этот акт совершился 10 июля 1820 года в Петербургской духовной
консистории, что подтверждено архивными документами{19}. Примечательно, что оба
брата по принятии православия отказываются от своего отчества, т. е. отца,
и становятся Дмитриевичами по имени воспреемника Абеля, сенатора, статского советника
Дмитрия Осипова Баранова. Воспреемником младшего Бланка – Сруля (Александра
после крещения) становится действительный статский советник граф Александр
Иванов Апраксин.
Из документов Центрального Государственного Военно‑исторического
архива известно, что Дмитрий (Абель) и Александр (Израиль) предписанием
Министерства духовных дел и народного просвещения № 2479 были зачислены 24 июля
1820 года в Медико‑хирургическую академию{20}, которую окончили 19 июля 1824
года, получив специальность хирурга‑акушера{21}.
В опубликованной литературе о национальной принадлежности
Бланков почти ничего не говорится. Между тем в архивах об этом имеются четкие
сведения. Так, в архивных документах Медицинского департамента, МВД и многих
других сказано, что Дмитрий и Александр происхождением «из евреев Бланков», «из
еврейской общины», что они «еврейские дети»{22}.
М. И. Бланк, очевидно, имел сведения об успехах
своих детей в Петербурге. И Мойша Ицкович не замедлил воспользоваться
общественным положением сыновей, хотя Абель и Александр порвали с отцом всякую
связь. Он вновь возбуждает дело о пожаре, начатое еще в 1808 году. Подает
жалобу даже на имя императора и вскоре добивается того, что указом Сената № 928
от 24 декабря 1825 года было вынесено решение о возмещении убытков, якобы
понесенных Бланком (всего 15 100 рублей серебром и 4000 рублей
ассигнациями). Вся эта сумма была распределена между 22 пострадавшими от пожара
евреями{23}. Кроме того, по этому делу 11 человек были взяты под стражу{24}. В
решении Сената говорилось также о распродаже имущества осужденных евреев{25}.
Магистрат неоднократно объявлял распродажу имущества пострадавших, но она не
приносила успеха, поскольку никто не желал покупать имущество невинных
соплеменников в пользу Мойши Бланка. Нет сомнения в том, что ему удалось
выиграть процесс благодаря покровительству «родственников» в лице графа
Апраксина и сенатора Баранова.
После окончания Медико‑хирургической академии дед Ленина,
Александр Бланк, работал в различных городах России, Был женат на Анне Ивановне
из богатой семьи Гроссшопфов. Брак между Александром Бланком и Анной Гроссшопф
был зарегистрирован в Петербурге в 1829 году. Но Анна умерла рано, в 1838 году.
От брака остались 8‑летний мальчик Дмитрий и пятеро девочек: Анна 7‑ми лет,
Любовь 6‑ти лет, Екатерина 5‑ти лет, Мария (будущая мать Владимира Ульянова) 3‑х
лет и Софья 2‑х лет, которых стала воспитывать родная сестра их матери,
бездетная вдова Катерина. 10 апреля 1841 года Александр Бланк получает
разрешение на «вступление в законный брак с вдовою чиновника 12‑го класса фон
Эссена Екатериною Ивановою» и женится на ней.
Став врачом‑акушером, А. Бланк короткое время (с
августа 1824 по октябрь 1825 года) работает уездным врачом в городе Поречье[3] Смоленской губернии. Затем возвращается в
Петербург. Вскоре ему удается, очевидно, при помощи брата Дмитрия и
покровителей – крестных отцов в течение семи лет занимать должность
полицейского врача. Некоторое время Бланк вовсе не работал. Относительно продолжительное
время (около 4‑х лет) он служил в Морском ведомстве, откуда был уволен в апреле
1837 года. Был он и ординатором Мариинской больницы. В мае 1842 года Александр
Дмитриевич вместе с детьми и женой, Екатериной фон Эссен, переезжает в Пермь.
Здесь 5 августа ему удается устроиться инспектором Пермской врачебной Управы.
Но, проработав в этой должности немногим более двух месяцев, он 13 августа
увольняется с работы. В архивных материалах имеются сведения о том, что его
уход с работы был связан со скандальной историей, в которой сложно было
разобраться.
Последние годы А. Д. Бланк работал в должности
инспектора госпиталей оружейного завода города Златоуста. Это было последнее
место работы Бланка. В западных публикациях отмечается, что на Урале в
рассматриваемый период Бланк якобы имел 300–400 душ крепостных крестьян{26}.
Однако эти сведения, на мой взгляд, требуют документального подтверждения.
После ухода в отставку в 1847 году А. Д. Бланк,
немного попутешествовав в поисках благоприятного места постоянного жительства,
наконец, с семьей приезжает в Казань. Приезд Бланка в Татарию, очевидно, был не
случаен. По‑видимому, он обладал информацией, что в этих краях можно за
приемлемую цену купить имение. И это ему удается. В 42 км от Казани
А. Д. Бланк покупает деревню Янсалы с большими землями.
А. Я. Аросев в своей книге, опубликованной вскоре после смерти
Ленина, пишет: «Александр Дмитриевич Бланк обладал… землею: 462 десятины
(503,58 га. – А.А.) близ
села Янсалы (Кокушкино)[4]. Сделавшись
дворянином, он закрепил за собою и крестьян, живших на той земле, в количестве
39 душ[5]. Там, около
Янсалы, Александр Дмитриевич Бланк приобрел и водяную мельницу, которая давала
доходу в год 100 р.»{27} Я дважды бывал в Ленино и видел большой красивый дом с
колоннами, который стоит на живописном берегу реки Ушни. Рядом с домом позже
был построен флигель. В 30‑х годах он был переоборудован под музей
В. И. Ленина. Имеются и другие постройки хозяйственного назначения.
Во время моей первой поездки в Ленино 88‑летний старик Наиль Нургалиевич
Гайфулин рассказывал нам, что по берегу реки за мельницей дочерям Бланка
принадлежали еще 200 десятин (около 218 га) земли. Кстати, этот дом
Н. К. Крупская почему‑то уменьшительно называла «домик»{28}. Сегодня
на этих землях – многочисленные нефтяные вышки.
В семье Бланка дети говорили по‑немецки. А поскольку в
деревне, да и в городе, не было немецких школ, то, естественно, они вынуждены
были обучаться в русских учебных заведениях. Заметим, что Ленин хорошо знал
немецкий язык и часто применял его при общении с близкими и знакомыми, хотя в
дворянских семьях, как известно, принято было говорить на французском языке. По
свидетельству Е. Д. Стасовой, Владимир Ильич «блестяще говорил по‑немецки»{29}.
А. Д. Бланк умер 17(29) июля 1870 года в
Кокушкино. Но есть предположение, что он успел увидеть внука Владимира.
Похоронен А. Д. Бланк рядом с Екатериной Эссен на кладбище в селе
Черемышево, близ деревни Кокушкино, Казанской губернии.
А теперь обратимся к немецкой ветви. Она менее всего исследована. До недавнего
времени было известно лишь, что А. Д. Бланк был женат на немке Анне
Ивановне Гроссшопф. Весьма скупо говорилось в публикациях о его тесте и теще –
их имена, даты жизни и не более. И вот в феврале 1983 года в газете «Neue
Zuricher Zeitung» появилась статья швейцарского историка, профессора Леонарда
Хааза, который своими исследованиями значительно расширил наши знания о предках
Ленина.
Как пишет профессор Хааз, Гроссшопфы происходили из Северной
Германии (Любек, Мекленбург, Гольштейн), были богатыми и знатными. Некоторые
представители этой ветви считались видными людьми не только в Германии, но и в
немецкой колонии в Петербурге. Среди дальних родственников Ленина Хааз
упоминает известного лютеранского пастора и теолога И. Хефера (1605–1667).
Прадедом Ленина по линии его бабушки Анны Ивановны был Йоган (Юган) Готлиб
Гроссшопф (1756–1822)[6], занимавший
солидную должность в бюрократической иерархии российского государства. Он начал
свою карьеру в России с представителя немецкой торговой фирмы «Фридрих Шаде и К°»
и дослужился до должности консультанта государственной юстицколлегии по делам
Лифляндии, Эстляндии и Финляндии. Женат был Йоган Гроссшопф на Анне Беате (Анна
Карловна) Эстедт[7]. В Петербурге
проживали и другие члены большой семьи Гроссшопфов. Так, в департаменте внешней
торговли России солидную должность занимал сын Йогана Гроссшопфа, Карл. Имеются
сведения, что он поддерживал связь со своими сестрами, Катериной фон Эссен и
Анной, которая была замужем за Бланком. Кстати, первый муж Катерины, немец фон
Эссен, был из знатного рода.
Исследователь приводит не менее видную фигуру из немецкой
ветви – Эрнста Куринуса (1814–1896), основателя немецкого археологического
института и домашнего учителя германского кайзера Фридриха III.
В числе относительно близких родственников Ленина
швейцарский ученый называет известного гитлеровского генерал‑фельдмаршала
В. Моделя (1891–1945){30}, воевавшего против нашей страны в 1941–1945
годах.
Во время моего нахождения в Германии немецкие коллеги
говорили мне, что в годы Великой Отечественной войны против СССР воевали многие
родственники Ленина. Называли и некоторые имена: генерал‑фельдмаршал Вальтер
Модель, генерал Хаас Мантейфель, бывший президент ФРГ Рихард фон Вайцзеккер,
капитан Ганц Спайдель и другие.
Учитывая эти сведения, становится ясно, почему Ленин был
германофилом.
Естественно, это далеко не полный перечень немецких
родственников Ленина. Но думается, что он со временем пополнится.
Интересные сведения содержатся в статье Хааза и по шведской
ветви , хотя некоторые из них требуют уточнения.
Шведские родственники Ленина берут свое начало от семьи его
прапрадеда, богатого предпринимателя, занимавшегося производством шляп в городе
Упсала, Симона Новелиуса, а не Карла Фредерика Эстедта, как об этом пишет
Леонард Хааз. Внучка Новелиуса, Анна Кристина Борг, была замужем за сыном
перчаточника Карла Рейнгольда Эстедта, богатым ювелиром Карлом Фредериком Эстедтом,
уроженцем города Упсала. Позднее он с семьей переселяется в Санкт‑Петербург.
Упомянутый выше автор статьи пишет, что ювелир Карл Эстедт был поставщиком
двора короля Густава IV Адольфа. А дочь его вышла замуж за немца Йогана
Гроссшопфа: на этом шведская ветвь обрывается.
Среди предков Ленина по шведской ветви наиболее заметной и
общественно‑активной фигурой считался Клирик Новелиус Младший (1716–1778). Этот
тщеславный отпрыск рода утверждал, что он якобы незаконнорожденный сын
шведского короля Карла XII, битого Петром I под Полтавой, хотя эту
выдумку в обществе всерьез не воспринимали.
Желая, очевидно, подчеркнуть предрасположенность Ленина к
германской нации, Леонард Хааз приводит цитату, извлеченную из труда известного
шведского психолога Карла Густава Юнга: «…не только тело ребенка, но и душа
восходит от предков»{31}.
Если учесть все то, что сделал Ленин для Германии, то к этой
цитате следует отнестись с пониманием.
По имеющимся сведениям, Ульяновых тянуло в Швецию. «Точно
известно, – пишет шведский исследователь Виллерс Уно, – что мать
(Ленина. – А.А. ) Мария Александровна, с которой он однажды
встречался в Стокгольме, хорошо знала о своем шведском происхождении. Ей было
12 лет, когда умерла ее бабушка по матери[8], т. е.
дочь шведского ювелира[9]. Они тогда жили
в Петербурге. В семье иногда говорили по‑шведски»{32}. Известно также, что в
сентябре 1910 года Ленин посетил Стокгольм вместе с матерью и сестрой Марией.
Это была его последняя встреча с матерью. Жили они в нескольких комнатах на
Каптенстатан, 17. Там они отметили ее 75‑летие{33}. Это все, что известно нам о
шведской ветви. Думается, что со временем сведения о ней также увеличатся.
Калмыцкая ветвь
слабо исследована биографами Ленина. Это объясняется как объективными,
так и субъективными факторами. К объективным следует отнести сложность поиска
источников и искусственные преграды на пути к архивам, которые создавались
властями прежнего режима. Что же касается субъективного фактора, то он вытекал
из объективного. Вспомним хотя бы, как обошлись с известной писательницей
Мариэттой Шагинян, дерзнувшей написать книгу «Билет по истории» (первая часть
книги «Семья Ульяновых»).
5 августа 1938 года книгу М. С. Шагинян
рассмотрели на Политбюро ЦК ВКП(б), где «знатоки» изящной русской словесности
вынесли строгий вердикт в адрес автора книги и руководства Союза писателей
СССР. 9 августа собралась шестерка «корифеев литературы и искусства» в составе
Фадеева (председатель), Катаева, Караваевой, Ермилова, Рокотова и Лозовского
для выработки постановления Президиума Союза писателей СССР по книге Шагинян.
Открывая заседание, Фадеев, в частности, сказал: «М. Шагинян не только не
справилась с этой своей темой, но она так дала описание жизни семьи Ульяновых и
обстановки, в которой родился Ленин, что это произведение получило независимо
от того, сделала она сознательно или бессознательно, идеологически враждебное
звучание». Было принято выразить Шагинян «суровое порицание»{34}.
В этот же день собралось закрытое заседание Президиума Союза
писателей СССР, на котором присутствовали: Герасимова, Караваева, Катаев,
Кольцов, Павленко, Леонидов, Толстой, Кассиль, Френкель, Сурков, Гоффеншефер,
Чаковский, Пельсон, Лозовский, Зазовский, Броун, Ясиновский и другие.
Председательствовал Фадеев. После обсуждения повести М. Шагинян
«Постановили: Ознакомившись с повестью М. С. Шагинян «Билет по
истории», претендующей дать характеристику семьи Ульяновых, отца и матери
Ленина и обстановки, в которой родился Ленин, Президиум Союза Советских Писателей
констатирует, что:
а) Вместо изображения социальной борьбы в России того
времени, борьбы, вне которой невозможно дать правдивую характеристику жизни
семьи Ульяновых, а тем более исторической обстановки, породившей великого
Ленина, М. С. Шагинян изолирует семью Ульяновых от больших социальных
процессов и дает жизнь семьи в мещанском и пошлом освещении;
б) Применяя псевдонаучные методы исследования так
называемой «родословной» Ленина, М. С. Шагинян дает искаженное
представление о национальном лице Ленина, величайшего пролетарского
революционера, гения человечества, выдвинутого русским народом и являющегося
его национальной гордостью.
Исходя из этого, Президиум Союза советских писателей
считает, что М. С. Шагинян вольно или невольно создала произведение
идеологически враждебное, и объявляет М. С. Шагинян суровое
порицание…»{35}.
Это решение ЦК ВКП(б) забраковал. Более того, Фадеев получил
хорошую взбучку.
3 сентября 1938 года Президиум Союза писателей в составе
Фадеева, Катаева, Герасимова, Гурвича, Лозовского, Караваевой, Павленко,
Петрова, Рудермана, Симонова, Суркова, Твардовского, Усиевича, Шенгели,
Шкловского и других деятелей культуры вновь рассмотрел дело
М. С. Шагинян. И так и сяк покритиковав автора «Билета по истории»,
Президиум вынес решение:
«Постановили: 1. Отменить решение Президиума ССП от 3 августа с.
г. как неправильное.
2. Утвердить следующее решение:
Всецело одобрить и принять к неуклонному руководству
постановление ЦК ВКП(б) от 5.VIII 1938 года по поводу романа Мариэтты Шагинян
«Билет по истории», часть 1‑я «Семья Ульяновых».
Признать, что Правление ССП и его руководящие деятели проглядели
выход в свет политически вредного и идеологически враждебного произведения,
каким является роман Мариэтты Шагинян «Билет по истории».
Объявить Мариэтте Шагинян выговор.
Объявить выговор редакции «Красной Нови» в лице тт. Фадеева и
Ермилова за напечатание в журнале политически вредного и идеологически
враждебного произведения Мариэтты Шагинян «Билет по истории»{36}.
Надеюсь, читатель понял отношение большевиков к
добросовестным исследователям биографии Ленина.
А теперь вернемся к существу дела. Прадедом Владимира
Ульянова по отцовской линии был Лукьян Смирнов, потомок ойратов[10] – кочевников, переселившихся в XIII веке в
Центральную Азию, а в начале XVII века – в междуречье Урала, Волги и Дона. Судя
по всему, он принадлежал к богатым слоям феодальной знати. Исповедовал он, как
и все калмыки, ламаизм[11]. В публикациях
бытовало мнение, что сын его, Алексей Лукьянович Смирнов, был якобы крещеным
калмыком, но это не находит документального подтверждения.
С начала XIX века семья Смирновых упоминается в документах
архива Астраханской области. К этому времени Алексей Смирнов был широко
известен в городе и за его пределами, являлся мещанским старостой Астрахани. Он
был состоятельным человеком: имел солидный дом со службами, свой выезд,
множество дворовых людей. Все это подтверждается документами архива
Астраханской области.
Алексей Смирнов вел широкую предпринимательскую и
общественную деятельность. Если верить публикациям, при загадочных
обстоятельствах Алексей Смирнов выдает в 1811 году свою двадцатитрехлетнюю дочь
Анну замуж за пятидесятитрехлетнего крестьянина Ново‑Павловской слободы[12], с 1808 года
приписанного к сословию мещан Астрахани. Очевидно, у дочери богатого и знатного
мещанина были какие‑то внешние или иные недостатки, не позволявшие ей
претендовать на более достойного жениха.
Анна Алексеевна родила пятерых детей: трех девочек и двух
мальчиков. Последним ребенком в семье был Илья, будущий отец Владимира
Ульянова. Внешне все дети имели характерные для монгольского типа признаки:
скулы, разрез глаз, черты лица. Ведь не без оснований Илья Николаевич
признавался, что в нем течет и калмыцкая кровь.
Вот практически все – ничего более существенного по
калмыцкой ветви.
Наконец, чувашскаяветвь [13]. Читателю
покажется несколько странным появление в генеалогии Ленина чувашской ветви.
Однако должен сказать, что эта версия имеет право на существование, и мы вправе
о ней знать. На эту ветвь биографы Ленина никогда не указывали, хотя для этого
были все основания. Не указывали потому, что не было распоряжений сверху. А
самостоятельно решить этот вопрос исследователи не могли, так как такие выводы
привели бы к непредсказуемым последствиям.
Исследование этой ветви требует деликатного, но вместе с тем
беспристрастного подхода, чего, к сожалению, не делали биографы советских лет.
Словом не обмолвилась об этой ветви в своих работах о предках Ленина и
М. Шагинян{37}. Все авторы без исключения подчеркивали, что дед Владимира
Ильича, Николай Васильевич, был русским человеком. Так, самый сведущий семейный
биограф, Анна Ильинична Ульянова‑Елизарова, занимавшаяся по заданию ЦК
исследованием биографии и национальной принадлежности предков Ленина, в
частности, писала: «По национальности Илья Николаевич был русским…»{38}
Не комментирую это заявление Анны Ильиничны, пока не
представлю читателю возможности ознакомиться с откровенными фальсификациями и
извращениями фактов, с которыми выступила в газете «АиФ» племянница Ленина,
Ольга Дмитриевна Ульянова. В № 16(497) от 21–27 апреля 1990 года в публикации
«И опять о Ленине…», в беседе с сотрудником газеты она сказала: «Отец, его
брат, сестры знали, что их предки из Астрахани, но, как они попали туда, было
неизвестно. Лишь в 1968 году обнаружилось, что отец Ильи Николаевича, Николай Васильевич,
был крепостным крестьянином и приехал в Астрахань из Нижегородской губернии.
Позже выяснилось, что дед Ленина и его прадед были крепостными помещика Брехова
(Нижегородской губернии). Прадед – Ульянин Василий Никитович, имел несколько
сыновей. Род по линии Ильи Николаевича – это русские люди. Владимир Ильич и его братья и сестры всегда
писали в анкетах, что они русские и родной язык русский. По линии же Марии Александровны ничего
определенного сказать не могу. Она тоже русская, хотя бытует мнение о шведской ветви. Однако
документально это не подтверждено» (выделено мной. – А.А.).
Ольга Дмитриевна говорила все это спустя десятки лет после
выхода в свет книги М. С. Шагинян «Семья Ульяновых», и через двадцать
лет (!) после публикации книжки Виллера Уно «Ленин в Стокгольме», в которой
приведены факты о шведской ветви генеалогии Ленина. Из книги Шагинян
О. Д. Ульянова должна была знать и о признании деда, Ильи
Николаевича, который говорил, что он «отчасти калмык»{39}.
Она должна была также знать и о признании своей тети, Марии
Ильиничны, которая писала: «Мать наша по материнской линии – была немка»{40}.
Читала, несомненно, и книгу Крупской, в которой сказано, что «мать Марии
Александровны была немка»{41}.
А. Симакова же в своей статье пишет, что «Николай
Васильевич Ульянов и его дети Василий и Илья – «коренного российского
происхождения» {42}.
Осмелюсь утверждать, что все, кто относят предков Ленина и
его самого к русским, не только лукавят, ошибаются, но и глубоко заблуждаются,
отождествляя слова «российский» и «русский». Нельзя смешивать и путать восточно‑славянский
народ с многочисленными неславянскими народами, живущими в Российском
государстве. Если, например, русские, украинцы и белорусы составляют одну из
крупнейших в Европе групп родственных по языку и культуре народов восточно‑славянской
ветви, то чуваши, татары, башкиры и другие народы Средней Азии относятся к
тюркоязычным народам. Наконец, ведь мы же не говорим «Русская Федерация», а
говорим «Российская Федерация», имея в виду многонациональное государство, на
территории которого проживает свыше ста национальностей.
А теперь обратимся к вопросу о расселении чувашей на
территории России.
В XIII–XV веках чуваши занимали обширную территорию в
бассейне рек – Волги (от Чебоксар до Зеленодольска), Большой Цивили, Свияги,
Пьяны, Урги, Алатыря, Суры, Малой Кокшаги, низовья Ветлуги и других. Во второй
половине XV века земли чувашей были включены в состав Казанского ханства. А в
начале XVIII века приказом Казанского дворца территория чувашей была включена в
состав Казанской и Нижегородской губерний. В советское время, 24 июня 1924
года, была образована урезанная Чувашская автономная область. 21 апреля 1925
года область была преобразована в Автономную республику (Чувашская АССР). Ее
площадь составляла 18,3 тыс. кв. км. Эта территория в настоящее время
расположена главным образом в междуречье Суры, Свияги, окаймленная с севера
Волгой.
Необходимость этой небольшой исторической справки вытекает
из следующего. В официальной советской историографии и в работах биографов
Ленина подчеркивается, что его дед, Николай Васильевич Ульянин (иногда пишут
Ульянинов), якобы был крепостным крестьянином, родом из села Андросово
Сергачской округи (уезда) Нижегородской губернии. В ходе исследования на основе
источников было установлено:
Сергачский округ (уезд) на протяжении веков, вплоть до его
присоединения к Казанскому ханству, а позднее к Нижегородской губернии, принадлежал
чувашам и был заселен исключительно тюркоязычными племенами, большей частью
чувашами.
Начиная с XVII века и по настоящее время в Сергачском округе
Нижегородской губернии (области) село Андросово не существовало и не
существует.
В Сергачском округе в рассматриваемый период (конец XVIII
века) в списке населенных пунктов Российской империи указаны два одноименных
села: Малое Андосово и Большое Андосово
{43} (без буквы «р»). Первое расположено в 18 верстах на северо‑востоке от
Сергача, второе – в 20 верстах восточнее указанного уездного города. Село
Андосово указано и в современных почтовых справочниках. Оно находится в
Пильнинском районе Нижегородской области. Так из какого же села отлучился так
называемый дед Ленина, крепостной крестьянин «Николай Васильевич сын Ульянин»?
И как могут объяснить биографы Ленина тот факт, что село Андросово в
Сергачском округе Нижегородской губернии никогда не существовало? Если хоть один из них провел бы
источниковедческий анализ найденных в архиве документов, то на поверхность
сразу же всплыли бы фальшивки.
Включение земель, заселенных чувашами, в состав Казанской и
Нижегородской губерний, вовсе не означает, что крестьяне этих территорий по
щучьему велению превратились в русских. Это ведь абсурдно.
Бесспорно, что в указанных выше селах проживали чуваши. Но
вряд ли отставной корнет[14] Степан Михайлов Брехов (надо разобраться, был
ли на самом деле такой помещик), приобретя поместье в этой глухомани, привез бы
из Центральной России или из других губерний русских крепостных крестьян. На
месте он мог бы купить их куда дешевле.
Отпущенный помещиком Бреховым (если это действительно имело
место) в 1791 году на волю Николай Ульянин, или Ульянинов, был, бесспорно,
чувашской национальности. Напомним, что отец Ленина, Илья Николаевич,
признавал, что он «отчасти калмык», но о другой части своей национальности
почему‑то умалчивал. Если бы у него были русские корни, я уверен, он не стал бы
об этом умалчивать. Напротив, он с гордостью подчеркнул бы этот факт.
Во внешнем облике Ульяновых, начиная с Василия (дяди Ленина)
и Ильи (отца) и кончая Владимиром Ильичем, преобладали монголоидные элементы. И
если еще учесть их небольшой рост (максимальный 164 см), что не типично
для русских мужчин, то можно предположить, что дед, прадед и все далекие предки
Ленина по отцовской линии принадлежали к тюркоязычным племенам.
Определив национальную принадлежность рода Ульяновых,
необходимо уточнить и его социальные аспекты. Ведь мы только и слышали, что дед
Ленина был то ли «крепостным крестьянином», то ли «мелким чиновником»,
«происходил из бедной мещанской семьи» и т. п. Насколько эти сведения
соответствовали истине, читателям трудно было определить. Поэтому эти сведения
не воспринимались многими всерьез.
Но вот жительница города Астрахани, престарелая Екатерина
Ивановна Лисина, хорошо знавшая брата и сестру Ильи Николаевича, Федосью, в
беседе с директором архива Астраханской области кое‑что уточнила. Она, в
частности, сказала, что Василий Николаевич, дядя Ленина, «служил управляющим у Алабова»{44}. Поэтому не удивительно, что
Василий Николаевич делал крупные денежные переводы своему брату Илье даже
тогда, когда тот занимал солидное должностное положение и не нуждался в
деньгах.
Известные купцы, братья Алабовы, со второй четверти XIX
столетия вели широкие торговые дела в Астрахани и на всем Кавказе. Они владели
соляными копями, крупными торгово‑промышленными предприятиями и транспортными
средствами на Волге и на Каспии. Есть основание считать, что Василий Николаевич
был компаньоном братьев Алабовых.
«Бедным» астраханским Ульяновым принадлежал купленный еще
Николаем Васильевичем «двухэтажный дом, низ каменный, верх деревянный со
службами»{45}, фамильный склеп. Когда в этой «бедной мещанской семье» рождались
дети, то их крестными отцами, как правило, становились знатные и достопочтенные
люди города Астрахани. Так, «согласно метрической записи Гостино‑Николаевской
церкви, крестным отцом Василия был записан коллежский асессор Петр Семенов
Богомолов»{46}. Крестным отцом Ильи, отца Ленина, стал широко известный в
Астрахани Николай Агафонович Ливанов{47}. Николай Ливанов с большим вниманием и
заботой относился к Илье, часто, особенно после смерти Николая Васильевича,
бывал у них дома.
Очень старый, тяжело больной волжский рабочий – кочегар
Харитон Митрофанович Рыбаков, которого я случайно встретил в лесу в предместье
города Вольска летом 1956 года, рассказал мне весьма любопытную историю.
Оказывается, его отец, Митрофан Рыбаков, работал у Василия Николаевича Ульянова
соляным объездчиком, и тот вместе с армянскими купцами Алабовыми владел
соляными копями и судами на Каспии. Митрофан Рыбаков хорошо знал всю семью
Ульяновых. Ссылаясь на рассказы отца и матери, Харитон Митрофанович говорил,
что в народе ходили слухи, будто настоящий отец Ильи – Николай Ливанов; многие
находили между ними большое внешнее сходство. По свидетельству Харитона
Митрофановича, его отец, как «буржуй», 15 марта 1919 года был схвачен чекистами
Астраханского коменданта Чугунова, прозванного в народе «красным людоедом», и в
тот же день расстрелян вместе со многими другими «буржуями» – домовладельцами,
владельцами мелких торговых лавок, рабочими и рыбаками города Астрахани.
Больному Харитону Митрофановичу, которому, когда я его
встретил, оставались считанные часы до смерти, терять было нечего, поэтому он
открыл правду о том, что лично видел и знал по рассказам родных и близких. Он в
те трагические дни уцелел случайно, так как находился у тетки в пригороде
Астрахани. Там он прожил до конца весны 1919 года, затем уехал из родных мест.
Работал в волжских портах грузчиком, кочегаром, в частности, на пароходе
«Джамбай». Последними его словами, которые я запомнил, были: «…Мне очень мало
осталось жить. Я теперь ничего и никого не боюсь. Но Бог свидетель, придет
время, когда народ узнает правду и о безвинно расстрелянных и утопленных, и о
красных палачах…»
Из публикаций последних десятилетий создаетс
|
