«Тов. Зиновьев!

Тов. Карл Моор, швейцарец[1], прислал мне длинное письмо с просьбой освободить Пальчинского,  ибо он‑де крупная техническая и организационная сила, автор многих трудов и т. п. Я слыхал и читал о Пальчинском как спекуляторе и пр. во времена Керенского.

Но я не знаю, есть ли теперь данные против Пальчинского? Какие? Серьезные? Почему не применен к нему закон об амнистии?

Если он ученый, писатель, нельзя ли ему – в случае наличности серьезных улик против него – предоставить условия особо льготные (например, домашний арест, лаборатория и т. п.).

Прошу мне ответить письменно  и немедленно» {639}.

Из этой телеграммы нетрудно понять, что Ленин, в сущности, дает санкцию на освобождение Пальчинского, тем самым беспрекословно выполняет требование Моора.

Выполнив ряд заданий своих хозяев, так называемый швейцарец К. Моор на время покидает Россию и едет в Берлин, очевидно, для доклада о проделанной работе.

С провозглашением России в 1990 году независимым суверенным государством и особенно после провала августовского (1991) коммунистического путча, в демократической печати стали появляться статьи, в которых большевики во главе с их признанным вождем Лениным на документальных материалах разоблачаются в связях с германскими спецслужбами, доказывается, что июльский (1917) контрреволюционный путч и октябрьский государственный переворот были осуществлены на немецкие деньги и с помощью германских разведывательных органов. Особую реакцию и переполох вызвали у адептов коммунистической идеологии статьи, опубликованные в журнале «Столица»{640}. В печати, по радио и телевидению ученые мужи большевистского пошиба безуспешно пытались опровергнуть факты, обличающие большевиков в измене родине и в преступлениях перед народами России. Известные усилия в этом направлении предпринимал и экс‑президент СССР М. С. Горбачев. Убедившись в бесплодности предпринятых мероприятий, они избрали новую тактику, которая, по их мнению, должна была реанимировать авторитет «пролетарского вождя» и его партии.

Вся эта – белыми нитками шитая – новая тактика заключалась в том, что ее разработчики уже не отрицают получения большевиками денег от немцев, но лишь с той разницей, что в качестве основного и единственного поставщика крупных денежных субсидий выступает теперь не германский банк, а «безобидный» и «ничем не скомпрометировавший себя», сочувствующий большевикам, то ли австрийский, то ли немецкий социал‑демократ Карл Моор.

Так, бывший работник ИМЛ при ЦК КПСС, печально известный историк В. Т. Логинов в своей статье, опубликованной в сборнике в 1991 году под названием «Ленин, о котором спорят сегодня», пишет:

«Существует несколько документов, которые все эти годы порождали у «разоблачителей» определенные надежды. И опубликованы они были не за рубежом, а у нас в стране. В 1923 году их напечатал журнал «Пролетарская революция». Это были письма Ленина Я. Ганецкому, перехваченные русской контрразведкой, на основании которых летом 1917 года и было сфабриковано «дело» по обвинению Ленина в шпионаже в пользу Германии. В письмах шла речь о денежных переводах, направлявшихся из Стокгольма в Петроград. Откуда и чьи это деньги? Архивные документы позволяют сегодня раскрыть и этот источник финансирования большевистской партии. Он связан с именем Карла Моора – старейшего швейцарского социал‑демократа. Незадолго до 1917 года Моор получил большое наследство[2] и кредитовал многих социал‑демократов. С ним‑то и была достигнута договоренность о крупном денежном займе большевикам. Сколько получили? В январе 1926‑го после того, как специальная комиссия установила полную сумму долга за 1917–1918 годы, ему было возвращено 38 430 долларов (около 200 тысяч швейцарских франков по тогдашнему курсу)»{641}.

Напрашивается вопрос: знал ли Логинов о решении ЦК РСДРП от 24 сентября 1917 года, рассмотренном выше, «Сводке Российской контрразведки» от октября 1917 года и о письме Шкловского Ленину от 16 сентября 1921 года, когда сочинял эти строки?

Думается, нет надобности еще раз возвращаться к сюжету о получении Лениным денег от немцев с апреля по октябрь 1917 года и даже в 1918 году и позже, поскольку, как заметил читатель, он обстоятельно был рассмотрен выше. А вот о Мооре, так называемом «швейцарском социал‑демократе», продолжим разговор, чтобы не осталось и тени сомнения в том, что наш незадачливый горе‑ученый своей новой версией вновь попал, мягко выражаясь, впросак.

В 40‑м томе ленинского сборника, опубликованном в 1985 году, его составители поместили весьма интересный источник. Это сопроводительная к письму Шкловского записка Ленина заместителю председателя ВЧК И. С. Уншлихту. Вот ее содержание:

«29.IX.1921 г. т. Уншлихт! Автор письма тов. Шкловский, лично мне известный по загранице до революции 1917 (и с 1905 г.) большевик; за добросовестность его я вполне ручаюсь. Прошу Вас прочесть его письмо и принять к сведению; м.б. дадите своему уполномоченному в Риге соответствующий приказ.  Письмо прошу, вместе с письмом Шкловского, послать по прочтении СЕКРЕТНО  т. Молотову для ознакомления всех членов П‑Бюро.

С К(оммунистическим) пр(иветом) Ленин»{642} (выделено мной. – А.А .).

Самого письма Шкловского в ленинском сборнике нет, но есть комментарий составителей к слову «приказ»:  «Речь идет об использовании Г. Л. Шкловского на дипломатической работе в Германии»{643}. Наглая ложь! Вымысел!

С таким вымыслом невозможно мириться, и вот почему. Дело в том, что в рассматриваемый период Шкловский уже был на дипломатической работе и находился в это время в Берлине. Во‑вторых, любому понятно, что вопросом трудоустройства на дипломатическую работу занимался во всяком случае не уполномоченный ВЧК в Риге, которому надо было дать «приказ». И последнее. Несерьезно допустить мысль, что с решением об использовании того или иного человека на дипработе необходимо было секретно  ознакомить всех членов Политбюро. Все это было выдумано сотрудниками И МЛ.

Вся эта ложь и фальсификация понадобились для того, чтобы скрыть письмо Шкловского, не придать его гласности, и тем самым спасти партийную верхушку во главе с Лениным от разоблачения в связях с немецкими разведорганами, от которых поступали в партийную кассу крупные денежные субсидии.

Между тем письмо Шкловского в числе многих других находилось в «секретном» фонде Центрального партийного архива Института марксизма‑ленинизма при ЦК КПСС. И оно, как мина, всплыло на поверхность. Этому документу цены нет!

Предоставим возможность читателю ознакомиться с содержанием письма Шкловского – этого наивного человека, друга Ленина.

«Берлин 16/IX‑1921

Дорогой Владимир Ильич!

Пишу Вам впервые из Берлина и по следующему поводу. Я встретил здесь Моора. Вы, вероятно, помните, что я считал его немецким агентом и протестовал против его поездок в Россию, чем навлек на себя гнев т. Радека. Мои дальнейшие наблюдения за ним меня в роде деятельности Моора ничуть не разубеждали.

Сейчас он приехал к нам с каким‑то швейцарско‑итальянским спекулянтом, который хочет делать какие‑то дела с Россией. Об этих делах он беседовал со Стомоняковым{644}, и их касаться не буду. Коснусь другой стороны дела. Моор рассказал мне, что во Франции подготовляется новая интервенция большого масштаба. Подготовляется новая врангелевская армия. Дальнейшие мои вопросы привели меня к его спекулянту. Я два раза «ужинал» с ними и вынес убеждение, что они знают, о чем говорят, и что это дело серьезное… Спекулянт, по‑видимому (и он, и Моор предпочитают об этом умалчивать), совмещал в свое время военные поставки со шпионажем. Торговые связи у него большие, не малы они, вероятно, и по части шпионажа. Спекулянт «друг» Советской России (враг Франции за ее политику по отношению к Италии) хочет вести дела с Россией и помогать ей чем может… Его «друг» живет во Франции, принят в военных кругах, пользуется доверием врангелевцев, желает за хороший, очевидно, гонорар работать для России. И Моор, и спекулянт едут в Ригу с тем, чтобы оттуда переправиться в Россию.

Мое мнение, что ни того, ни другого в Россию пустить не следует, но что сведения у них серьезные и, быть может, кой‑какой нашей организации их услугами воспользоваться интересно будет.

Во всяком случае, и это главное, на что я хочу обратить Ваше внимание, что на основании моих разговоров с этими господами я почти уверен, что новая интервенция врангелевцев в широком масштабе во Франции подготовляется. О своих делах распространяться не буду. Плохо, это все, что могу Вам сказать.

Всего хорошего. Привет и наилучшие пожелания Вам и Н(адежде) К(онстантиновне) от семьи.

Ваш Г. Л. Шкловский.

Мой адрес: Берлин. Торговое представительство»{645} (выделено мной. – А.А .).

Ознакомившись с письмом Шкловского и выполнив указание Ленина о посылке его письма и письма Шкловского Молотову, Уншлихт 3 октября 1921 года извещает Ленина об исполнении указания.

Однако, просмотрев другие неопубликованные документы из того же партийного архива и проанализировав последующие события, прихожу к твердому убеждению, что между Лениным и Уншлихтом кроме переписки состоялся еще и устный разговор тет‑а‑тет.

Трудно сказать, в какой форме и под каким предлогом это было сделано, но то, что Ленин дал устное указание Уншлихту не препятствовать въезду Моора в Россию, это неоспоримый факт. Доказательством сказанному – приезд Моора в Россию. Следует отметить, что Моор вполне мог приехать из Берлина в Москву, минуя Ригу. Но он этого не сделал. Почему? С уверенностью можно сказать, что намеревался встретиться и переговорить с Ганецким, который в то время[3] находился в Риге, исполняя обязанности полпреда и торгпреда России в Латвии. А в Москве Моор умудряется встретиться с Лениным.

К началу декабря, видимо, закончив свои дела в России, Моор собирается уехать из Москвы, но ему очень хочется повидаться с Лениным. 2 декабря 1921 года Моор из гостиницы «Савой» отправляет Ленину небольшую записку на немецком языке. Эта записка также находилась в «секретном» фонде упомянутого выше партархива. Вот ее содержание.

«Дорогой товарищ Ленин.

Я должен скоро уехать, не могу ли я до отъезда зайти к Вам на 1/4 часа? Было бы тяжело и грустно мне в мои 68 лет уехать из Москвы, не повидавшись еще раз с Владимиром Ильичем.

Дружеский привет. Карл Моор»{646}.

Получив записку от «мерзавца»  Моора, Ленин 6 декабря пишет ответ. Биографы сообщают, что письмо Ленина не разыскано{647}. Однако по письму Ленина Моору остались следы:

«В ЦПА И МЛ хранится конверт за № 1183/418 в с надписью В. И. Ленина: «тов. Карлу Моору.  Гост. «Савой», № 226 (от Ленина). Genossen Karl Moor, а также записка К. Моора В. И. Ленину от 2 декабря 1921 года с надписью В. И. Ленина: «Отвеч. 6/XII, в архив». В журн. исх. док. за № 1183 имеется запись: «Карлу Моору (запечат. конв.)»{648}.

Однако этими документами и материалами не исчерпывается дело о взаимоотношениях большевистских вождей и лидеров с немецким тайным агентом К. Моором. В «секретном фонде» имеется еще один уникальный по своему характеру документ, на котором сохранились «отпечатки пальцев» аж пяти (!) большевистских вождей: Ленина, Сталина, Зиновьева, Молотова и Ганецкого. Сочинил его Я. Ганецкий. Адресовано оно Молотову.

Нетрудно понять Ганецкого, посредника между немцами и большевистским вождем, обеспокоенного частыми наездами Моора в Москву и, очевидно, шантажировавшего его. Письмо Ганецкого – откровенное признание в переживании за связь с Моором и вместе с тем предложение покончить раз и навсегда с этим «социал‑демократом» и заодно со скандальной историей с «немецкими деньгами»:

«Москва, 10 мая 1922 г. В Центральный Комитет тов. Молотову.

Уважаемый товарищ.

До сих пор я не получил от Вас указаний, что сделать с привезенными из Риги 83 513 датских крон. Если возражений нет, я просил бы поручить кассиру Ф(инансового отдела. – А.А .) ЦК взять их у меня.

Однако напоминаю, что несколько раз было принято, быть может, устное постановление возвратить деньги Моору. Указанные деньги фактически являются остатком полученных сумм от Моора. Старик все торчит в Москве под видом ожидания ответа относительно денег. Не считали бы Вы целесообразным дать ему эти деньги, закончив этим все счета с ним и таким образом избавиться от него.

Жду от Вас срочных указаний. С коммунистическим приветом Ганецкий».

В нижней части письма сделана приписка, адресованная лично Ленину:

«Владимир Ильич. Н. П. Горбунов сообщил мне, что Вы были за то, чтобы Моору возвратить деньги. Во всяком случае необходимо со стариком покончить.

Ганецкий»{649}.

Ленин читал это письмо и, более того, сделал на его лицевой стороне сверху замечание:

«См. оборот. Ленин»{650}.

На обороте письма Ленин собственноручно пишет Сталину:

«т. Сталин.

Я смутно припоминаю, что в решении этого вопроса я участвовал. Но как и что, забыл. Знаю, что участвовал и Зиновьев. Прошу не решать без точной и подробной справки. Дабы не ошибиться и обязательно спросить Зиновьева.

10. V. Ленин»{651}.

Нетрудно заметить, что Ленин лукавит и умывает руки. С письмом ознакомился первый генсек большевистской партии И. Сталин. И, по‑видимому, он потребовал от Зиновьева объяснений по этому поводу. А тот в свою очередь, высказал свои соображения:

«т. Сталину.

По‑моему, деньги (сумма большая) надо отдать в Коминтерн. Моор все равно пропьёт их. Я сговорился с Ганецким не решать до приезда Радека.

20. V.1922 г. Зиновьев»{652}.

Запись, сделанная Зиновьевым, показывает, что К. Радек, как и Я. Ганецкий, прямо причастен к передаче немецких денег большевикам. Это однозначно.

Итак, как бы ни выкручивался Ленин, что «никаких денег ни от Ганецкого, ни от Козловского большевики не получали»,  все же факты, обличающие его во лжи, всплыли на поверхность.

Общий вывод: группа большевиков – предателей Родины из высшего партийного эшелона во главе с Лениным, преследуя свои корыстные цели, выражающиеся в намерении узурпировать государственную власть в России, преднамеренно пошла на тайный сговор с германским Генштабом и, получая от него крупные субсидии, вела подрывную деятельность в пользу Германии, всеми средствами стремилась подорвать доверие народа к Временному правительству. Своей агитацией, подстрекательством, наконец, подкупом рабочих, солдат и матросов большевики разлагали и дезорганизовывали фронт и тыл, ослабляли военную и экономическую мощь страны, призывали к «перерастанию войны империалистической в гражданскую» и тем самым расчищали себе путь к власти.

* * *