Примерно в таком же ключе написано и второе письмо, с той лишь разницей, что в нем Ленин пытается «научно» обосновать необходимость вооруженного восстания, относясь «к восстанию, как к искусству!», оправдать или, по крайней мере, замаскировать свою заговорщическую тактику борьбы за власть, которая являлась прямым подражанием бланкизму. Здесь он вновь повторяет: «За нами большинство класса,  авангарда революции, авангарда народа, способного увлечь массы»{405}. Ниже мы убедимся, что Ленин выдавал желаемое за действительное. А вот с чем можно согласиться, так это с тем, что «99 шансов из 100 за то, что немцы дадут нам по меньшей мере перемирие. А получить перемирие теперь – это значит уже победить весь мир »{406} (!).

Письма Ленина в срочном порядке были обсуждены на чрезвычайном заседании Центрального Комитета 15 сентября. В обсуждении приняли участие Бубнов, Бухарин, Дзержинский, Иоффе, Каменев, Коллонтай, Ломов, Милютин, Ногин, Рыков, Свердлов, Сокольников, Сталин, Троцкий, Урицкий, Шаумян, которым были розданы копии{407}. Обмен мнениями показал: большинство за то, чтобы эти письма немедленно уничтожить!  Как вспоминал впоследствии Бухарин, «ЦК партии единогласно постановил письма Ленина сжечь» {408}. Во внесенной Каменевым резолюции говорилось: «ЦК, обсудив письма Ленина, отвергает заключающиеся в них практические предложения, призывает все организации следовать только указаниям ЦК и вновь подтверждает, что ЦК находит в текущий момент совершенно недопустимым какие‑либо выступления на улицу…»{409} Было принято решение не отсылать эти письма в низовые партийные организации, осознавая, что массы их просто не поймут. И в самом деле. Две недели тому назад ЦК призывал рабочих и солдат выступить против Корнилова в защиту Временного правительства, а теперь Ленин предлагает бойкотировать демократическое совещание и свергнуть это правительство. В 10‑летие октябрьского переворота участник чрезвычайного заседания ЦК Г. Ломов писал: «…Мы боялись, как бы это письмо не попало к петербургским рабочим, в райкомы, Петербургский и Московский комитеты, ибо это внесло бы сразу громадный разнобой в наши ряды… Мы боялись: если просочатся слова его к рабочим, то многие станут сомневаться в правильности линии всего ЦК»{410}.

Итак, большевики отвергли требования Ленина покинуть Демократическое совещание и начать подготовку к вооруженному восстанию и приняли на вооружение тактику оказания давления на Демократическое совещание, чтобы добиться принятия наиболее радикальной декларации, касающейся принципов формирования власти и правительства{411}. Большевистские делегаты поддержали также идею создания постоянного представительного органа (Предпарламента){412}, в задачу которого входило бы окончательное решение вопроса о государственной власти.

Ленин продолжал настаивать на бойкоте, поэтому этот вопрос был вынесен на заседание Центрального Комитета, которое состоялось 21 сентября. Большинство участников заседания решило не отзывать всю делегацию большевиков, а ограничиться их отзывом лишь из состава президиума совещания. Затем обсудили вопрос об участии большевиков в Предпарламенте. Поскольку мнение членов ЦК по данному вопросу разделилось, было принято решение продолжить обсуждение на объединенном собрании членов ЦК с участием делегатов совещания. Вечером того же дня в поддержку позиции Ленина выступил Троцкий. Рыков же призвал большевиков участвовать в Предпарламенте. С ним согласились Каменев, Ногин, Рязанов и многие другие: 77 человек проголосовали за участие большевиков в Предпарламенте, 50 – против. Это решение было тут же утверждено Центральным Комитетом{413}.

И снова Ленин пишет статью, критикующую большевиков за участие «в этом гнусном подлоге», осуждает их за то, что не покинули совещание «в виде протеста», и тем самым якобы «партия дала себя завлечь, на время, в ловушку презренной говорильни», потеряв «дорогое время на представителей гнилья…»{414}.

Однако вернемся к письмам Ленина, от которых, как вспоминал Бухарин, «все ахнули».  Представляется, что столь неожиданный поворот во взглядах Ульянова объяснялся несколькими причинами.

Во‑первых, он пришел к выводу, что большевики заметно потеряли влияние и авторитет в массах, а члены ЦК и руководители партийных комитетов на местах своим участием в общественно‑политических организациях (Советы, Демократическое совещание. Предпарламент и др.), сближением с эсерами и меньшевиками постепенно стали смещаться к центру. Оказывая жесткое давление на членов ЦК, он пытается активизировать его деятельность и, поправив тем самым пошатнувшийся авторитет большевистской партии, направить ее в русло радикального течения в политической борьбе за власть.

В этой связи хотелось бы привести высказывание известного русского историка С. П. Мельгунова, который, на мой взгляд, довольно метко и объективно охарактеризовал одну из черт Ленина: «В энергии Ленину отказать нельзя. Эти настойчивые, достаточно сумбурные и почти истерические призывы, – едва ли в них можно найти проявление «глубокой марксистской диалектики» и следы плодотворного изучения военных доктрин немецкого стратега‑философа Клаузевица, – в конце концов заражали те «верхи» партии, с инертностью которых в деле восстания с такой фанатической страстностью боролся Ленин»{415}.

Во‑вторых, Ленин страшно боялся, что Временное правительство в ближайшее время может пойти на сепаратный мир с немцами, а затем направить войска на большевиков, и тогда – конец «революции». Поэтому в письме Центральному Комитету РСДРП (б) он настоятельно требует использовать «исключительные выгоды положения», то есть «объективные предпосылки успешного восстания». И далее: «Наша  победа в восстании сорвет  игру с сепаратным миром против революции…»{416}

Как видим, Ленин категорически выступает против заключения Временным правительством сепаратного мира с Германией, а сам вынашивает свой план осуществления этой политической сделки, но только после захвата власти большевиками.

Поддерживая конспиративные связи с германскими агентами в Финляндии, Ленин не мог не знать о намерениях Керенского. Собственно, временное правительство не предпринимало особых шагов, чтобы их скрывать. Напротив, Предпарламент создал специальную комиссию, которая обсуждала вопрос о сепаратном мире с немцами. Правда, заседания комиссии проходили закрыто, тем не менее информация легко доходила до широкой общественности. Однажды редактор газеты «Общее дело» Бурцев даже выступил с сообщением, что на комиссии Предпарламента обсуждается вопрос о заключении Временным правительством сепаратного мира с Германией, хотя и поплатился за это немедленным закрытием газеты.

И, наконец, третье. На мой взгляд, наиболее важное. Я имею в виду политические события в Финляндии в конце августа – начале сентября, которые были обусловлены борьбой финского народа за национальную независимость.

Более 100 лет Финляндия входила в состав Российской империи{417}, и все эти годы финны не теряли надежды вновь обрести самостоятельность. С падением самодержавия в финском обществе заметно усилилось движение за государственный суверенитет. Следует заметить, что в этих условиях левые взгляды находили широкую поддержку среди финского населения. Правда, в политических и общественных кругах не исключали возможность получения национальной независимости мирными средствами – решением Советов, которые, как они считали, могли прийти к власти. Начиная с середины лета Гельсингфорс становится центром политических баталий. Здесь были сосредоточены главные военно‑морские силы российской империи и другие военные объекты, которые, при определенных условиях, могли быть использованы большевиками в нужном направлении. Все это не осталось незамеченным и неучтенным Лениным.

До определенного времени Ленин не раскрывал свои карты, указывал лишь на силы «Питера и Москвы». Это говорит о том, что Ленин не доверял большинству членов ЦК, поскольку они неоднократно игнорировали его настоятельные требования приступить к подготовке вооруженного восстания.

Тем временем радикально настроенные силы в Финляндии крепли с необыкновенной быстротой. Причем в их действиях наблюдалась известная согласованность. Примером может служить объединенное собрание Исполкома Гельсингфорского Совета, Областного комитета Советов рабочих и воинских депутатов Финляндии и представителей полковых и судовых комитетов Гельсингфорского района, состоявшееся 2 сентября. В резолюции, принятой большинством участников собрания, в частности, подчеркивалось: «Мы настойчиво требуем от ЦИК, чтобы он отказал в доверии всякому коалиционному… министерству и немедленно созвал II Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов»{418}. Это указывало на наличие в Финляндии потенциальных сил, способных пойти на более радикальные действия.

С 9 по 12 сентября в Гельсингфорсе проходил III Областной съезд Советов армии, флота и рабочих Финляндии. Он завершился победой левых сил. В избранный постоянный Исполнительный комитет вошли, в основном, левые эсеры и большевики. Председателем Областного Исполнительного комитета армии, флота и рабочих Финляндии (ОИКАФРФ) был избран ультралевый большевик, член ЦК РСДРП(б), литовец Ивар Смилга. Тот самый Смилга, который в июльские дни вместе с членом «Военки» Мартином Лацисом призывал мятежников захватить важнейшие государственные и военные объекты Петрограда. ОИКАФРФ провозгласил себя высшим органом политической власти в Финляндии. Мне думается, что, находясь в Гельсингфорсе{419} и поддерживая постоянную связь с лидерами финских большевиков, Ленин оказывал им практическую помощь в организации съезда и выработке радикального решения. Именно эти события подтолкнули Ульянова к пересмотру своей «умеренной» позиции. Образование ОИКАФРФ настолько окрылило его, что в воскресенье, 17 сентября, он переезжает из Гельсингфорса в Выборг, поближе к столице, где твердо решил осуществить вооруженный захват власти. Но впереди его ждала борьба с противниками‑большевиками, как это не странно.

А они тем временем не сидели сложа руки. Так, 23 сентября, по инициативе членов ЦИК, была организована встреча с делегатами демократического совещания. На нем было принято решение о созыве 20 октября II Всероссийского съезда Советов. На следующий день состоялось объединенное собрание Центрального Комитета, представителей Петербургского комитета и делегации большевиков – членов Предпарламента{420}. В резолюции определялись главные задачи партии: поддержка идеи передачи власти Советам; укрепление их политического авторитета, чтобы составить серьезную конкуренцию правительству; расширение связей между Советами на местах; переизбрание исполкомов центральных, областных и местных Советов и, наконец, принятие всех мер, обеспечивающих проведение Всероссийского съезда в определенный срок{421}.

Должен заметить, что большевики активно включались в работу по переизбранию исполкомов Советов. Уже к 25 сентября, в результате реорганизации президиума Петроградского Совета, в его состав вошли четыре большевика{422}, два эсера и один меньшевик. Председателем президиума стал Троцкий. В этот же день состоялось пленарное заседание. Пользуясь отсутствием ряда депутатов (большинство членов прежнего президиума, в знак протеста против сомнительных комбинаций при голосовании[1], покинули зал заседания), большевики протащили резолюцию Троцкого, в которой говорилось о нежелании Петроградских рабочих и солдат оказывать поддержку новому коалиционному правительству. В резолюции от имени широких слоев населения страны (?) выражалось убеждение в том, что «весть о новой власти встретит со стороны всей революционной демократии один ответ: „в отставку“. И, опираясь на этот единодушный голос подлинной демократии, Всероссийский съезд С.Р. и С.Д. создаст истинно революционную власть»{423}.

Это был очередной мошеннический прием большевиков. Петроградские рабочие и солдаты в большинстве своем и не помышляли о новой, «революционной власти». И тем не менее эта резолюция окончательно вывела Ленина из равновесия. Взвесив все «за» и «против», он 27 сентября пишет из Выборга{424} письмо Смилге. На мой взгляд, это письмо является одним из ценнейших источников по истории большевистской партии. Оно проливает свет на многие вопросы, связанные с октябрьским переворотом, указывает на его заговорщический характер, не имеющий ничего общего с выражением настроения широких народных масс. В нем Ленин откровенно излагает Смилге свой план захвата власти, опираясь на финские силы:

«Общее политическое положение внушает мне большое беспокойство… Правительство имеет войско и систематически  готовится (Керенский в Ставке, явное дело, столковывается с корниловцами о войске для подавления большевиков и столковывается деловым  образом). А мы что делаем? Только резолюции принимаем?.. Систематической работы большевики не  ведут, чтобы подготовить свои  военные силы для свержения Керенского… История сделала коренным политическим  вопросом вопрос военный.  Я боюсь, что большевики забывают это… Со стороны партии революционного пролетариата это может оказаться преступлением. По‑моему, надо агитировать среди партии за серьезное отношение к вооруженному восстанию – для этого переписать на машинке и сие письмо и доставить его питерцам и москвичам… Кажется, единственное, что мы можем вполне иметь в своих руках и что играет серьезную военную роль, это финляндские войска и Балтийский флот.  Я думаю, Вам надо воспользоваться своим высоким положением, свалить с себя на помощников и секретарей всю мелкую, рутинную работу, не терять времени на «резолюции», а все внимание  отдать военной  подготовке финских войск + флота для предстоящего свержения Керенского. Создать тайный  комитет из надежнейших  военных, обсудить с ним всесторонне,  собрать (и проверить самому ) точнейшие сведения о составе и расположении войск под Питером и в Питере, о перевозе войск финляндских в Питер, о движении флота и т.д… Мы ни в коем случае не можем позволить увода войск из Финляндии. Лучше идти на все,  на восстание, на взятие власти, – для передачи ее съезду Советов… надо сейчас же пустить в обращение такой лозунг: Власть должна немедленно перейти в руки Петроградского Совета, который передаст ее съезду Советов… Зачем терпеть еще три недели войны и «корниловских подготовлений» Керенского…»{425}

Думается, комментарии здесь излишни: все ясно сказано.

29 сентября Ленин пишет статью «Кризис назрел», в которой вновь призывает партию немедленно приступить к осуществлению вооруженного восстания и пытается аргументировать необходимость этого выступления: «Мы стоим в преддверии всемирной пролетарской революции… Все симптомы указывают… именно на то, что общенациональный кризис назрел»{426}.

Ленин пытается доказать, что в России имеются все объективные условия для вооруженного восстания и захвата власти: «…Мы, русские большевики… имеем на своей стороне столичные Советы рабочих и солдатских депутатов… большинство  народных масс… Мы видели полный откол от правительства финляндских войск и Балтийского флота. Мы видим… что солдаты больше воевать не будут… Мы видим, наконец, голосование в Москве, где из семнадцати тысяч солдат четырнадцать тысяч голосует за большевиков… Пропускать такой момент и «ждать» съезда Советов есть полный идиотизм  или полная измена…  ибо съезд ничего не даст, ничего не может дать!»

В шестой главе статьи, предназначенной «для раздачи членам ЦК, ПК, МК и Советов», Ленин прибегает к шантажу:

«Не взять власти теперь, «ждать», болтать в ЦИК, ограничиться «борьбой за орган» (Совета), «борьбой за съезд» значит погубить революцию »{427}. И далее: «Видя, что ЦК оставил даже без ответа  мои настояния в этом духе с начала Демократического совещания, что Центральный орган вычеркивает из моих статей указания на такие вопиющие ошибки боль шевиков, как позорное решение участвовать в Предпарламенте, как предоставление места меньшевикам в президиуме совета и т. д., и т. д. – видя это, я должен усмотреть тут «тонкий» намек на нежелание ЦК даже обсудить этот вопрос, тонкий намек на зажимание рта, и на предложение мне удалиться. Мне приходится подать прошение о выходе из ЦК,  что я и делаю, и оставить за собой свободу агитации в низах  партии и на съезде партии. Ибо мое крайнее убеждение, что, если мы будем «ждать» съезда Советов и упустим момент теперь, мы губим  революцию»{428}. Эта статья Ленина с припиской (6‑я глава), равно как и ранее написанные им статьи и письма, показывают, что он постоянно противопоставляет себя Советам, ЦК и другим общественно‑политическим органам. Думается, это хорошо понимали в Центральном Комитете и в редакциях большевистских газет, которые в ряде случаев принимали решение не публиковать его работы, написанные в сентябре‑октябре{429}, поскольку приведенные в них «факты» и советы были либо плодом его фантазии, либо весьма далеки от истины. Я уже не говорю о том, что он сознательно опускал реальные факты, которые дискредитировали большевиков.

В этой связи приведу отрывок из дневника коллежского асессора, чиновника особых поручений при министерстве финансов Российской империи С. К. Бельгарда: «Воскресенье, 24 сентября 1917 г.  В ночь на сегодня началась всеобщая железнодорожная забастовка. Ходят поезда только местного сообщения, а на дальних – воинские и продовольственные. Исполнительный Комитет Московского Центрального Железно‑Дорожного союза большинством 19 голосов против 16 объявил забастовку. От трех голосов ставится на карту, быть может, судьба России!.. Вторник, 26 сентября 1917 г. …В газетах много объявлений… Тяжелое впечатление производит описание убийства матросами «Петропавловска» своих четырех офицеров. До какого озверения могут дойти русские люди!»{430}

А в это время Ленин пишет воззвание «К рабочим, крестьянам и солдатам»: «Товарищи! Посмотрите кругом себя, что делается в деревне, что делается в армии, и вы увидите, что крестьяне и солдаты терпеть дольше не могут… Ни рабочие в городах, ни солдаты на фронте не могут терпеть… военного подавления справедливой борьбы крестьян за землю… Идите же все по казармам, идите в казачьи части, идите к трудящимся и разъясняйте народу правду:  Если власть будет у Советов, то не позже 25‑го октября (если 20 октября будет съезд Советов) будет предложен справедливый мир  всем воюющим народам… Тогда народ узнает, кто хочет несправедливой войны. Тогда народ решит в Учредительном собрании. Если власть будет у Советов, то немедленно помещичьи земли будут объявлены владением и достоянием всего народа »{431}.

Воззвание заканчивалось словами: «Долой правительство Керенского,  который сговаривается с корниловскими генералами‑помещиками, чтобы подавлять крестьян, чтобы стрелять в крестьян, чтобы затягивать войну! Вся власть Советам  рабочих и солдатских депутатов!»{432}

1 октября Ленин посылает короткое «Письмо в ЦК, ПК, МК и членам Советов Питера и Москвы, большевикам», в котором делает еще одну попытку склонить на свою сторону партийных лидеров двух столиц и большевиков – членов Советов. Здесь все тот же призыв к вооруженному выступлению, все те же доводы, что большинство за большевиков: «…в войске симпатии к нам растут (99 процентов голосов солдат за нас в Москве, финляндские войска и флот против правительства…)…Большевики не вправе ждать съезда Советов, они должны взять власть тотчас.  Этим они спасают и всемирную революцию… Ждать – преступление перед революцией»{433}.

На это письмо в ЦК особо не отреагировали. Центральный Комитет был занят выдвижением кандидатов в Учредительное собрание, подготовкой к работе Предпарламента и другими вопросами, связанными с участием большевиков в ЦИК и Советах. Так, на заседании Центрального Комитета 29 сентября был принят список кандидатов в Учредительное собрание от ЦК РСДРП(б) в количестве 41 человека. Среди них: Ленин, Зиновьев, Троцкий, Каменев, Сталин, Свердлов, Бухарин, Рыков, Ногин, Бубнов, Коллонтай, Луначарский, Сокольников, Шаумян, Крыленко, Крестинский, Иоффе и другие{434}. Этот факт говорит о том, что большинство членов и кандидатов в члены ЦК стояло на умеренных позициях. Об этом свидетельствовала и продолжавшаяся заочная «дуэль» между ними и Лениным. Однако следует отметить, что, начиная со второй половины сентября, круг единомышленников Ленина постепенно стал расширяться. Мощным «камнем» в укреплении бастиона экстремистов послужил переход на их позиции Троцкого. Именно Троцкий был первым, кто поднял в ЦК вопрос о бойкоте Демократического совещания, на что Ленин отреагировал восклицанием: «Браво, товарищ Троцкий!.. Да здравствует бойкот!»{435}

Ленина поддержали и другие члены Центрального Комитета РСДРП(б) (Свердлов, Сталин, Смилга, Сокольников, Бубнов), а также Петроградского комитета (Лацис, Подвойский, Харитонов, Молотов и другие); Московского областного бюро ЦК (Яковлева, Ломов). Последний 3 октября пытался убедить членов ЦК, что в Москве и области массы настроены весьма решительно и что необходимо начать подготовку к взятию власти{436}. Ниже мы убедимся, что заявление Ломова было вымыслом, дезинформирующим членов ЦК. Вот что писали тогда «Известия»: «Не все благополучно сейчас в тылу. И это питает и обостряет вражду к тылу. И уничтожить эту вражду можно не одними опровержениями лжи, а действительным уничтожением того, что является в этих обвинениях правдой»{437}.

Своими частыми и назойливыми письмами Ленин создавал в Центральном Комитете нервозную обстановку, отнимал у его членов много времени. Поэтому на заседании 3 октября было принято решение «предложить Ильичу перебраться в Питер, чтобы была возможной постоянная тесная связь»{438}.

После переезда в Петроград Ленин активизирует свою деятельность. Острое политическое чутье подсказывало ему, что опасность ареста миновала. Такую уверенность он обрел особенно после смещения генерала Корнилова. Об этом красноречиво говорит тот факт, что он неоднократно и безбоязненно покидал так называемую конспиративную квартиру, бывал дома у разных людей, где проводил совещания, и участвовал в заседаниях ЦК. Бывал на квартире даже у своих политических противников, например у эсера Н. Н. Суханова, не опасаясь, что тог может выдать его властям.

К этому времени Центральный Комитет окончательно раскололся на сторонников и противников Ленина. Такая же обстановка была и в партийных комитетах двух столиц. Используя благоприятные условия, экстремисты стали протаскивать нужные решения. Так, например, 7 октября на собрании делегатов‑большевиков, прибывших на заседание Предпарламента, пользуясь отсутствием Зиновьева, Рыкова, Ногина и других авторитетных лидеров, Троцкому удалось незначительным перевесом голосов принять решение о его бойкоте{439}.

Опираясь на воинственно настроенных членов Петроградского комитета и военной организации, Ленин вел подготовку к свержению Керенского. Как утверждал в своих статьях М. Лацис, все меры, направленные против Временного правительства, принимались без ведома Центрального Комитета{440}. Это говорит о том, что Ленин и его единомышленники систематически и грубо нарушали принципы организационного строения своей партии.

Предупреждая Временное правительство о надвигающейся опасности, В. Бурцев еще 30 сентября писал в газете