Впервые
предложение об организации революционного штаба обороны Петрограда было внесено
большевиками 9 октября на заседании Исполкома Петроградского Совета, где оно
было отвергнуто меньшевиками и эсерами, сумевшими получить большинство в один
голос (13 против 12). Но состоявшийся в тот же день пленум Петроградского
Совета подавляющим большинством одобрил большевистскую резолюцию о создании
революционного органа обороны столицы. «Петроградский Совет, – отмечалось
в этой резолюции, – поручает Исполнительному комитету совместно с
солдатской секцией и представителям связанных с Петроградом гарнизонов
организовать революционный комитет обороны, который сосредоточил бы в своих
руках все данные, относящиеся к защите Петрограда и подступов к нему, принял бы
меры к вооружению рабочих и таким образом обеспечил бы и революционную оборону
Петрограда и безопасность народа от открыто подготовляющейся атаки военных и
штатских корниловцев»[516]. Принятием большевистской резолюции было
положено начало созданию Петроградского военно‑революционного комитета.
Активным сторонником организации ВРК выступила солдатская секция Петроградского
Совета. 13 октября солдатские депутаты, несмотря на противодействие меньшевиков
и эсеров, одобрили проект положения о ВРК, принятый накануне на закрытом
заседании Исполкома Петроградского Совета[517]. Неотъемлемой частью
Военно‑революционного комитета стало гарнизонное совещание, решение о создании
которого было принято 11 октября коллегией военного отдела Исполкома
Петроградского Совета. Гарнизонное совещание было образовано в первую очередь
для «надлежащего взаимодействия и установления самого тесного контакта
революционного штаба по обороне Петрограда со всеми войсковыми частями,
находящимися в связи с военным отделом Петроградского Совета рабочих и
солдатских депутатов»[518].
16 октября
1917 г. произошло окончательное размежевание борющихся сторон: ранним утром
расширенное заседание ЦК большевиков после многочасового обсуждения
бесповоротно решилось идти на вооруженное восстание, а вечером в Смольном
Петроградский Совет официально утвердил представленный левым эсером П. Е.
Лазимиром проект организации Военно‑революционного комитета. Большевики в
сотрудничестве с левыми эсерами получили легальный орган восстания, и
Временному правительству нужно было срочно принимать меры для собственной
защиты. Общая численность войск, на которые оно могло рассчитывать в случае
возникновения в столице грозной для него ситуации, была невелика – всего
несколько тысяч, по преимуществу юнкера военных училищ и школ прапорщиков.
Расположенные в Петрограде и его окрестностях казачьи части не давали
командованию оснований причислить их безоговорочно к правительственным войскам.
Войсковой атаман Войска Донского генерал А. М. Каледин неоднократно предлагал
вывести из столицы 1‑й и 4‑й Донские полки, по его выражению, «атакованные со
всех сторон большевизмом». Распоряжение военного министра А. И. Верховского,
согласившегося с тем, что «казачьи части в Петрограде застоялись и подпадают
под большевистскую пропаганду»[519], запоздало, и казаки в дни
восстания действительно не показали себя надежной защитой Временного
правительства. Властям приходилось рассчитывать на вызванные с фронта войска,
но до их подхода надо было продержаться, и как вскоре выяснилось, власти
переоценили свои возможности.
Вышедшие 17
октября утренние газеты были полны предупреждениями о большевистской опасности.
«Большевики ушли от организованной демократии, – писала правоэсеровская
газета «Воля народа», – организованная демократия обязана проложить
непроходимую грань между собою и большевизмом и мобилизовать свои силы, чтобы
дать ему дружный и единодушный отпор. Нужно быть ленинцем или антиленинцем».
Правоменьшевистская газета «День» призывала: «Демократия обязана сильной и
властной рукой предупредить большевистское восстание. Необходимы действия
власти твердой и неколеблющейся, которая импонировала бы как сила, с которой
нужно считаться». Как бы откликаясь на эти призывы, главнокомандующий
Петроградским военным округом Г. П. Полковников приказал направить броневые
машины к таким стратегическим объектам, как Государственный банк, Экспедиция
заготовления государственных бумаг, Главный почтамт, Центральная телефонная
станция, Центральная телеграфная станция, Николаевский вокзал и др.
Одновременно Полковников заверил Временное правительство, что «не существует
никаких опасений относительно выполнении приказов петроградским гарнизоном на
случай возникновения каких бы то ни было беспорядков»[520]. Увы, это
заверение носило всего лишь пропагандистский характер и было рассчитано на
устрашение большевиков.
Разумеется,
Временное правительство не могло быть безучастным к своей судьбе, и на его
заседании 17 октября со стороны ряда министров прозвучали призывы дать отпор
большевикам, закрыть призывающие к восстанию газеты, запретить митинги в цирке
«Модерн», собирающие многочисленных сторонников большевиков[521].
Министр труда К. А. Гвоздев уверял, что на заводах «настроение благоприятное» и
нужно ждать только выступлений солдат, которые «хотят погромов». Он предлагал с
особой ответственностью подойти к назначению лица, которое будет руководить подавлением
выступления: «Нельзя допустить перехвата власти, чтобы не очутиться в руках
победителя». Министр иностранных дел М. И. Терещенко предлагал «идти на верную
победу», вызвав большевиков на выступление, а в качестве повода для репрессий
называл «погромные митинги», призывы к свержению Временного правительства,
антиправительственные выступления в печати и др. Но, удивительное дело, он ни
словом не обмолвился о «шпионских сношениях» большевиков с Германией, которые
можно было бы использовать в качестве повода для их преследования. Не подхватил
этой темы и министр юстиции П. Н. Малянтович, который сказал: «Я боюсь
перехитрить. Когда будет голод, будет поздно. Поэтому проверить свои силы,
принять меры, вызвать выступление и его подавить!». Однако пыл воинственных на
словах министров охладил их же коллега – военный министр А. И. Верховский.
Тридцатилетний генерал, командовавший ранее Московским военным округом и
назначенный Керенским 30 августа 1917 г. военным министром за проявленную
твердость и верность Временному правительству в дни корниловского выступления,
не пробыв и двух месяцев в новой должности, осознал всю безнадежность ситуации
в стране и армии в связи с продолжающейся войной. Дворянин, человек чести,
ответивший генералу Корнилову на призыв ему подчиниться, что он присягу не
меняет, как перчатки, Верховский и теперь считал необходимым сказать правду.
Вернувшись из Ставки 30 сентября Верховский записал в своем дневнике: «Нужно
придумать, как продолжать войну, при условии, что армия воевать не хочет и
слышатся даже требования заключить мир во что бы то ни стало…»[522].
Весьма откровенен он был и на заседании Временного правительства 17 октября,
где заявил: «Скушно слушать. Активно выступить нельзя, план есть – надо ждать
выступления другой стороны. Большевизм в Совете рабочих депутатов, а его
разогнать нет силы. Я не могу предоставить реальной силы Временному
правительству и потому прошу отставку». Выступивший в конце заседания
председатель правительства А. Ф. Керенский не разделял опасений своих министров
и потому не предлагал конкретных мер борьбы против возможного выступления
большевиков, заявив при этом, что «наш разговор – это следствие гипноза
Петроградом. Мы не думаем о России. О Петрограде должен думать особый человек с
широкими полномочиями. Я спасаюсь в Ставку, чтобы отдохнуть от Петрограда»[523].
Что же
касается принимавшихся Временным правительством мер по собственному спасению,
то нельзя не признать, что в его распоряжении их не оказалось. Оно не нашло
ничего лучшего, как попытаться через министра труда К. А. Гвоздева отменить
Второй Всероссийский съезд Советов, с началом которого оно связывала возможное
выступление большевиков. Но большее, что могли сделать для своего министра
меньшевики и эсеры, заседавшие в бюро ЦИК Советов, – это отложить съезд с
20 октября до 25 октября под тем предлогом, что не все делегаты, особенно с
фронта, успеют прибыть в столицу до 20 октября. И все же это был шанс для
Временного правительства, которое давно уступило инициативу большевикам и
запаздывало с принятием ответных мер. Ленин уже вторую неделю находился тайно в
Петрограде, развил бурную деятельность по подготовке восстания, открыто
призывал в печати помочь немецким революционерам‑интернационалистам восстанием
в России, а Временное правительство спохватилось только 20 октября, издав
распоряжение об аресте Ленина «в качестве ответственного по делу о вооруженном
выступлении 3 – 5 июля в Петрограде». Распоряжение было подписано А. Ф.
Керенским и министром юстиции П. Н. Малянтовичем[524]. И опять же
это было сделано в целях устрашения большевиков, которые, как считали власти,
собирались выступить именно 20 октября. Этого к удовлетворению Временного
правительства не произошло, но зато случилось «восстание» в правительственном
лагере: военный министр Верховский окончательно вышел из подчинения курсу на
продолжение войны.
Будучи к
этому времени убежденным в том, что подавить силой большевистское движение уже
невозможно, Верховский считал необходимым для страны и армии побудить Временное
правительство перехватить у большевиков инициативу в вопросе о мире и
приступить к переговорам о заключении мира. В самом правительстве он встретил
сильное противодействие со стороны министра иностранных дел М. И. Терещенко и
представителей кадетской партии. Отставка стала для военного министра главным
инструментом борьбы, и он, заявляя о ней в очередной раз на заседании
Временного правительства 19 октября, предупреждал: «Народ не понимает, за что
воюет, за что его заставляют нести голод, лишения, идти на смерть. В самом
Петрограде ни одна рука не вступится на защиту Временного правительства, а
эшелоны, вытребованные с фронта, перейдут на сторону большевиков»[525].
Разногласия
в правительстве и слухи об отставке Верховского стали достоянием прессы, в том
числе и большевистской. Комментируя возможный уход в отставку военного министра
«Рабочий путь» писал 20 октября: «Вопрос об этом поднимался давно, генерал
Верховский не одобрял политики общего состава правительства по отношению к
большевикам. Военный министр расходился во взглядах с Верховным
главнокомандующим А. Ф. Керенским по вопросу о реорганизации армии. Генерал
Верховский не соглашался и с мнением главнокомандующего армиями Северного
фронта генералом Черемисовым о целесообразности замены петроградского гарнизона
другими боевыми частями фронта». По своему расставляя акценты, центральный
орган большевиков не скрывал своего удовлетворения по поводу появления у него
союзника в самом правительстве.
Кульминацией
разгоревшейся во власти борьбы по вопросам войны и мира стала ожесточенная полемика,
развернувшаяся 20 октября в Предпарламенте на объединенном заседании его
комиссий по обороне и по иностранным делам[526]. Главным действующим
лицом снова стал военный министр Верховский, которому, по словам
председательствующего М. И. Скобелева, предстояло сделать для членов этих
комиссий «весьма секретное сообщение». Верховский начал свое выступление с
того, что он «имеет в виду дать комиссиям откровенные и исчерпывающие сведения
о состоянии армии». Приведенные им затем данные о количественном и качественном
составе армии, ее финансовом и продовольственном положении, боевом снаряжении и
обмундировании и особенно о моральном состоянии были не только откровенными, но
и обескураживающими. «Основной двигатель войны – власть командного состава и
подчинение масс – в корне расшатаны, – констатировал военный
министр. – Ни один офицер не может быть уверен, что его приказание будет
исполнено, и роль его сводится главным образом к уговариванию. Но никакие
убеждения не в состоянии подействовать на людей, не понимающих, ради чего они
идут на смерть и лишения. О восстановлении дисциплины путем издания законов и
правил или посредством смертной казни нечего и думать, так как никакие
предписания не выполняются». Говоря о выходе из этого положения, Верховский
подчеркнул, что «его, строго говоря, нет», но при этом предложил ряд мер,
которые могли бы поднять боеспособность армии к весне 1918 г. Таковыми, по его
мнению, могли бы стать сокращение армии за счет увольнения в запас старших
возрастов и призыва новобранцев 1920 г., строгое подчинение тыла фронту,
создание милиции из солдат и офицеров для борьбы с анархией и дезертирством (из
2 млн. дезертиров удалось изловить только 200 тыс.) и др. Однако, размышляя
далее по поводу им же предложенных мер, военный министр говорил: «Указанные
объективные данные заставляют прямо и откровенно признать, что воевать мы не
можем».
Разумеется,
Верховский не был в октябре 1917 г. ни сторонником, ни союзником большевиков, и
он не упустил случая указать на «разлагающее влияние, которое вносится в армию
большевиками». Верховский также говорил о том, что движение за мир активно
поддерживается Германией и что ему «достоверно известно, что две выходящие
здесь газеты получают средства от неприятеля». Верховский полагал, что
«единственная возможность бороться с этими разлагающими и тлетворными
влияниями, это вырвать у них почву из‑под ног, другими словами, самим
немедленно возбудить вопрос о заключении мира. Реальные данные, на которые мы
можем при этом опираться, состоят, во‑первых, в том, что мы при всей нашей
слабости связываем на фронте 150 неприятельских дивизий, и, во‑вторых, в нашей
задолженности союзникам, достигающей 20 миллиардов. Такого рода аргументы
совершенно достаточны для того, чтобы побудить союзников согласиться на
прекращение этой истощающей войны, нужной только им, но для нас не
представляющей никакого интереса». Пожалуй, никто из политических и
государственных деятелей в годы Первой мировой войны не высказывался столь
откровенно, искренне и убедительно в пользу заключения мира. Но даже в это
критическое время предложения военного министра не встретили понимания при
обсуждении, и отвечая на вопрос одного из участников заседания, что будет, если
союзники не пойдут на наше предложение, он сказал, что в этом случае придется
«пройти через такие испытания, как восстание большевиков, которые в случае
успеха за отсутствием организационных сил не в состоянии будут создать твердой
власти; анархия и все последствия, которые из нее вытекают»[527].
Неожиданное
продолжение, а точнее завершение ситуация, связанная с Верховским получила на
следующий день, 21 октября, когда газета В. Л. Бурцева «Общее дело»
опубликовала информацию о состоявшемся накануне секретном заседании в
Предпарламенте. В ней утверждалось, что военный министр «предложил заключить
мир тайно от союзников», что не соответствовало действительности, но вызвало
скандал, ускоривший отставку А. И. Верховского. В разговоре по прямому проводу
с начальником штаба Верховного главнокомандующего Н. Н. Духониным в ночь с 21
на 22 октября А. Ф. Керенский дал свою версию происшедших за последние дни
событий: «Жалею, что непредвиденные обстоятельства задержали мой приезд, в
общем хочу уведомить Вас, чтобы не было никаких недоразумений. Мой приезд в
общем задержан отнюдь не опасением каких‑либо волнений, восстаний и тому
подобное. Я задержался необходимостью в спешном порядке реорганизовать высшее
управление в Военном министерстве, так как генерал Верховский сегодня уезжает в
отпуск и фактически на свой пост не вернется, вызван этот отъезд его болезненным
утомлением, на почве которого было сделано в последнее время несколько трудно
объяснимых и весьма по его собственному признанию нетактичных выступлений. В
особенности положение сделалось невозможным после заявлений его, сделанных на
секретном заседании международной комиссии Совета Республики по вопросу о
боеспособности армии и возможности продолжения войны и по вопросу о
реорганизации власти для борьбы с анархией, с указанием необходимости усиления
личного начала. Выступления эти вызвали огромные недоразумения и даже
переполох, так как были совершенно неожиданны даже для присутствовавших на
заседании членов Временного правительства. Положение для Верховского создалось
безвыходное. Мне пришлось взять на себя скорейшую ликвидацию возможно
безболезненную этого эпизода, так как все эти заявления могли быть подхвачены
крайними элементами с обеих сторон, что Бурцев уже и попытался сделать,
конечно, извратив факты и, что с другой стороны, пытаются сделать большевики»[528].
Если с
Бурцевым удалось справиться легко: 22 октября его газета «Общее дело» была
закрыта по постановлению Временного правительства, то потушить скандал,
вызванный выступлением Верховского в Предпарламенте не удалось, несмотря на
опубликованное в печати официальное опровержение. Эстафету подхватила
бульварная газета «Живое слово», которая в тот же день поместила набранную
жирным шрифтом статью «Предательство». В ней, в частности, отмечалось: «…измена
и предательство опутали Россию и русский народ и ведут его к позору и гибели.
Нам предлагают купить мир с немцами ценою предательства наших союзников. Но это
не только позор, но и гибель, так как мир с немцами означает объявление войны
со всем светом: Англией, Францией, Италией, Бельгией, Сербией, Америкой,
Японией и Китаем. Тогда мы должны будем заключить союз с кайзером, чтобы вести
войну против свободных стран. Русский народ, ты чувствуешь, куда тебя толкают?
Русский народ, мир с немцами не даст мирной жизни, а даст союз с немцем для
войны со всем светом. Мир с немцами – это значит еще более кровопролитная
война, но в союзе с кайзером. Вот куда толкают Россию предатели и изменники.
Они должны быть арестованы и судимы за измену. Генерал Верховский немедленно
должен быть удален!». Если в июльские дни «Живое слово» задавало тон в
обличении «изменников»‑большевиков, то теперь очередь дошла до министров
Временного правительства. Развязанная самим правительством кампания по
«изобличению предателей и шпионов» теперь обернулась против него же. Впрочем,
обвинения «Живого слова» можно было и не принимать всерьез, на то она и желтая
пресса, чтобы поливать грязью все и вся. Другое дело – как совладать с
большевиками, которых отставка Верховского вдохновила на быстрейшую организацию
восстания.
Официальное
сообщение об отставке военного министра появилось в газетах 24 октября, и
Ленин, находившийся в своем последнем подполье, сразу же обращается к членам ЦК
с письмом, в котором призывает к самым решительным действиям: «Буржуазный
натиск корниловцев, удаление Верховского показывает, что ждать нельзя. Надо, во
что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство,
обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т. д. Нельзя ждать!!
Можно потерять все!! Цена взятия власти тотчас: защита народа (не съезда, а
народа, армии и крестьян в первую голову) от корниловского правительства,
которое прогнало Верховского и составило второй корниловский заговор»[529].
Оказавшийся в это время ввиду «болезненного утомления» уже на острове Валаам
бывший военный министр не мог даже предполагать, каким стимулом станет для
большевиков его отставка. Правда, это предвидел Керенский, пребывавший при этом
в полной уверенности, что может пресечь выступление большевиков в любой момент.
Однако
организаторы восстания достигли к этому времени неоспоримого превосходства и
ждали только подходящего случая, чтобы перейти в решающее наступление. Еще
вечером 21 октября произошло важное событие, которое положило начало открытому
конфликту между ВРК и штабом округа. Выделенные «для совместной работы и
контроля» представители ВРК явились в штаб округа и заявили его командующему,
что отныне все приказы командования должны скрепляться подписью одного из
комиссаров ВРК. В ответ Полковников заявил: «Мы знаем только ЦИК, ваших
комиссаров мы не признаем, если они нарушат закон, мы их арестуем»[530].
В ночь на 22 октября на экстренном заседании ВРК было сообщено «о разрыве штаба
округа с представителями Совета рабочих и солдатских депутатов»[531].
Утром 22
октября ВРК направил во все воинские части телефонограмму, в которой
непризнание штабом округа ВРК расценивалось как полный разрыв командования «с
революционным гарнизоном и Петроградским Советом рабочих и солдатских
депутатов». Но особенно важно было то, что ВРК официально взял на себя
руководство охраной революционного порядка, заявив при этом, что «никакие
распоряжения по гарнизону, не подписанные Военно‑революционным комитетом,
недействительны».
Возникший
между штабом округа и ВРК конфликт и его неблагоприятный исход для «законной
власти» Временное правительство расценило как результат недостаточно
решительных действий командующего округом Полковникова. После обмена мнениями
на своем заседании 22 октября министры решили «немедленно пресечь всякие
попытки к установлению двоевластия», предъявив Петроградскому Совету
ультимативное требование об отмене телефонограммы ВРК и угрожая в противном
случае принять «самые решительные меры»[532].
23 октября Военно‑революционный комитет обратился со специальным воззванием
«К населению Петрограда», в котором доводил до сведения всех рабочих и солдат о
назначении своих комиссаров в воинские части и наиболее важные объекты столицы
и ее окрестностей. Призывая оказывать им всемерную поддержку, ВРК одновременно
предупреждал, что «комиссары как представители Совета неприкосновенны и
неподчинение их распоряжениям будет расцениваться как неподчинение
Петроградскому Совету»[533].
Между тем
штаб округа, а вместе с ним и Временное правительство еще не теряли надежды
урегулировать конфликт с ВРК и вернуть гарнизон столицы под свое начало. С этой
целью днем 23 октября делегация ВРК была вновь приглашена в штаб округа, где ей
были вручены условия главнокомандующего округом. Предлагая ВРК отменить его
телефонограмму частям гарнизона от 22 октября, штаб округа соглашался на
создание совещания из представителей Петроградского Совета в целях взаимного
осведомления о всех приказах, отдаваемых по гарнизону как штабом, так и Советом[534].
Эти условия обсуждались на заседании ВРК, на которое явились представители ЦИК
А. Р. Гоц и Б. О. Богданов, потребовавшие от имени ЦИК отказаться от захвата
власти. На этом же настаивали и левые эсеры, угрожая в противном случае выходом
из ВРК. В результате, по свидетельству В. А. Антонова‑Овсеенко, на этом
заседании была принята резолюция, в которой констатировалось, что ВРК «не является
органом захвата власти, а создан исключительно для защиты интересов
Петроградского гарнизона и демократии от контрреволюции и погромных
посягательств»[535].
В поисках
выхода из ухудшавшегося с каждым часом положения А. Ф. Керенский провел днем 23
октября в Зимнем дворце серию совещаний с участием генерала А. А. Маниковского,
назначенного управляющим Военным министерством вместо ушедшего в отставку
военного министра А. И. Верховского, и вызванного в Петроград
главнокомандующего Северным фронтом В. А. Черемисова. Главным предметом
обсуждения был вопрос «об устранении новой попытки Петроградского Совета
нарушить дисциплину и внести расстройство в жизнь гарнизона». На состоявшемся
затем совещании чинов штаба округа генерал Я. Г. Багратуни информировал о намеченных
мерах борьбы с ВРК[536]
var container = document.getElementById('nativeroll_video_cont');
if (container) {
var parent = container.parentElement;
if (parent) {
const wrapper = document.createElement('div');
wrapper.classList.add('js-teasers-wrapper');
parent.insertBefore(wrapper, container.nextSibling);
}
}