Об участии в Великой Отечественной войне на стороне противника наших соотечественников в советские времена говорить и писать было не принято. Упоминание маршала Воронова, - пожалуй, единственное проскользнувшее в мемуарах свидетельство о том, что в великой битве на Волге нашим войскам противостояли не только немецкие, румынские и хорватские солдаты, но и бывшие советские граждане. Для Воронова, как и для всех бойцов и командиров Красной Армии, все они были “власовцами”, хотя, если говорить точно, это понятие появилось позднее. Пропаганда, связанная с именем перешедшего на сторону немцев генерала, приобрела широкий размах только весной 1943 года.

Первые добровольцы из числа советских военнопленных и жителей оккупированных территорий появились в рядах германского Вермахта практически с самого начала войны, а к началу наступления немцев на Сталинград их насчитывалось уже сотни тысяч. Для большинства военнопленных это был единственный способ избежать смерти от голода, холода и болезней за колючей проволокой лагерей, но много было и таких, кто вкусив все прелести сталинского режима делал свой выбор осознанно, движимый желанием отомстить за страдания свои и своих близких. Наконец, были и те, кто в любой ситуации пытался оставаться на плаву, и поверив в скорый конец советской власти делал карьеру при новых хозяевах.

Большинство советских граждан в германской армии состояло в рабочих командах, обозах и других вспомогательных частях. Они имели общее наименование “хиви” - сокращение от “хильфсвиллиге” (буквально, “желающие помогать”). Штурмовавшая Сталинград 6-я армия Паулюса не была здесь исключением. В ее дивизиях доля русского вспомогательного персонала составляла в среднем более 27 процентов. Некоторые из “хиви” включались в состав боевых частей, где исполняли обязанности подносчиков патронов, связных и саперов. О том, как это порой случалось, рассказывает бывший командир батальона 76-й пехотной дивизии Йохен Лезер, принимавший участие в битве за Сталинград:

“Я был очевидцем того, как мы старались захватить один противотанковый опорный пункт... в 4-х километрах восточнее Вертячего... Этот опорный пункт доставлял нам немало хлопот и потерь, пока мы, наконец, не подавили его. Двое из его противотанкового расчета были взяты в плен, остальные погибли в бою... У нас тогда было уже совсем мало солдат - не больше 4-5 человек в отделении. Особенно большая нужда была в подносчиках боеприпасов и вторых номерах при пулеметах. Мы изолировали этих двух храбрых пленных из противотанкового расчета друг от друга и уже через полчаса они были включены в состав роты первого эшелона и продолжали вместе с ней атаковать высоту. И когда был убит второй номер у одного из немецких пулеметов, его место занял русский солдат и стал вести огонь по своим прежним боевым товарищам”.

Этот рассказ не выглядит необычным на фоне рапортов немецких дивизий в конце августа 1942 года о сотнях советских перебежчиков и даже экипажах “тридцатьчетверок”, переходивших к немцам вместе со своими машинами и изъявлявших желание вновь идти в бой, теперь уже против своих вчерашних товарищей. И такие случаи действительно были, - в то время как на берегу Волги бойцы и командиры 62-й армии во главе с генералом В.И.Чуйковым давали клятву стоять насмерть! Впрочем подобные парадоксы были характерны не только для Сталинграда.

Среди русских солдат в составе армии Паулюса было много донских казаков. Из всех добровольцев это были самые убежденные бойцы, имевшие к советской власти особый счет за 20-летнюю политику расказачивания. Большинство из них примкнуло к немцам летом - осенью 1942 г. после оккупации Донской области, причем многие никогда не служили в Красной Армии. К этому времени в рядах Вермахта уже были созданы казачьи части из военнопленных и перебежчиков. Так отряд казаков под командованием есаула Назаренко действовал в составе 14-го германского танкового корпуса с середины октября 1941 г. Тогда вместе с немцами он вступал в Ростов-на-Дону, а год спустя сражался в Сталинграде.

Несмотря на то, что город полностью так и не был взят немцами, в оккупированных его районах были созданы местные органы власти - назначены бургомистры и старосты, создана вспомогательная полиция. Поддерживать порядок в оккупированной части Сталинграда немецким комендатурам и полевой жандармерии помогали отряды украинской полиции из Харькова и Сум. Они проявляли особую активность и жестокость в грабежах и большое рвение в выявлении среди оставшихся в городе жителей евреев.

Спустя примерно три недели после окружения советскими войсками 6-й армии русские добровольцы, казаки, украинские и русские полицейские, находившиеся в Сталинградском котле, были сведены в отдельную дивизию под командованием генерал-лейтенанта Ганса Иоахима фон Штумпфельда. В дальнейшем в ее состав принимали русских перебежчиков, которые, надеясь неизвестно на что, переходили на сторону обреченных врагов. Дивизия включала два пехотных полка, в каждом - по четыре батальона разной численности (от 150 до 400 человек), артиллерийскую группу из двух десятков орудий, зенитную батарею и танковую роту, включавшую всего пять трофейных танков. Командный состав до уровня командиров рот был направлен из различных немецких частей, оказавшихся в окружении. Но впоследствии на командные должности стали назначать бывших советских офицеров.

На почти 300 тысяч человек личного состава германских войск, окруженных под Сталинградом, приходилось, по разным оценкам, от 50 до 70 тысяч советских граждан. Даже румын было в несколько раз меньше, не говоря уже о хорватах и итальянцах. Некоторым, как нескольким десяткам казаков из отряда Назаренко, действуя на свой страх и риск, удалось вырваться из котла. Другие до конца разделили судьбу окруженной группировки. Как правило, эти люди не питали иллюзий по поводу своей дальнейшей судьбы и дрались до конца. Когда капитулировала 6-я армия, остатки дивизии фон Штумпфельда заняли оборону на территории Тракторного завода, где и были уничтожены в течение первой недели февраля 1943 года.

Сколько добровольцев попало в плен - неизвестно. Как правило, разделение пленных по национальностям происходило прямо на месте. Одни очевидцы из числа немцев указывают на то, что всех пособников из числа советских граждан отделяли от остальных и тут же расстреливали. Другие пишут, что спустя годы встречали таких людей среди заключенных в советских тюрьмах. В то же время есть сведения, что некоторые добровольцы переходили на сторону Красной Армии и использовались на подсобных работах и в качестве переводчиков. Однако, принимая во внимание позицию советского руководства в отношении этой группы лиц, надо полагать, что впереди их ожидала нелегкая судьба.

О дивизии фон Штумпфельда автор этих строк узнал от волгоградского историка Владислава Довженко, который, в свою очередь, впервые услышал о ней от немецких ветеранов. Бывший обер-лейтенант Иоахим Штемпель, возглавлявший в январе 1943 года боевую группу этой дивизии, во время личной встречи с Владиславом в Гамбурге рассказал много интересных фактов о добровольцах в котле. Однако в своих опубликованных мемуарах, Штемпель не пишет об этом факте. На прямой вопрос "Почему?" он ответил, что на Западе и в Германии не принято вспоминать, что в конце Сталинградского сражения основная тяжесть обороны легла на “восточные формирования”, и именно они помогли 6-й армии продержаться еще месяц.