«Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин»
Партизаны в своих действиях опирались на приказы Верховного
Главнокомандующего и наркома обороны И. В. Сталина и директивы
Центрального штаба партизанского движения. 1 сентября 1942 года у
Сталина состоялся прием руководителей партизанского движения, после
которого появился один из основополагающих приказов наркома обороны «О
задачах партизанского движения». Там говорилось: «Партизанское движение
должно стать всенародным. Это значит, что существующие сейчас
партизанские отряды должны не замыкаться, а втягивать в партизанскую
борьбу все более широкие слои населения. Нужно наряду с организацией
новых партизанских отрядов создавать среди населения проверенные
партизанские резервы, из которых и черпать дополнения или формировать
дополнительно новые отряды. Нужно повести дело так, чтобы не было ни
одного города, села, населенного пункта на временно оккупированной
территории, где бы не существовало в скрытом виде боевого резерва
партизанского движения. Эти скрытые боевые партизанские резервы должны
быть численно неограниченными и включать в себя всех честных граждан и
гражданок, желающих освободиться от немецкого гнета. Основные
задачи партизанского движения: разрушение тыла противника, уничтожение
его штабов и других военных учреждений, разрушение железных дорог и
мостов, поджог и взрыв складов и казарм, уничтожение живой силы
противника, захват в плен или уничтожение представителей немецких
властей». Этот же приказ предписывал «по возможности хлеб раздавать населению, а если этого сделать нельзя, уничтожать полностью». Сталин
был недоволен тем, что «действиями партизан еще не охвачены города».
Поэтому он требовал: «Партизанским отрядам, отдельным организациям и
диверсантам обязательно проникнуть во все города, большие и малые, и
широко развернуть там разведывательную и диверсионную работу. Разрушать
и сжигать узлы связи, электростанции, котловые установки,
водоснабжение, склады, емкости с горючим и другие объекты, имеющие
военно-экономическое значение. Беспощадно истреблять или
захватывать в плен фашистских политических деятелей, генералов, крупных
чиновников и изменников нашей родины, находящихся на службе у врага. В
этих целях постоянно наблюдать за генералами и крупными чиновниками.
Выяснять, что они делают, где живут, где и в какие часы работают, куда
и по какому пути ездят, ходят, с кем ведут знакомство из местных
жителей, какого поведения, кто и как их охраняет». Сталин предписывал: «Партизанским
отрядам и отдельным бойцам-партизанам вести непрерывную
разведывательную работу в интересах Красной Армии… Особо отбирать
людей, способных вести скрытую разведывательную работу, и внедрять их
на службу в местные управления и учреждения, созданные немцами, на
заводы, депо, станции, пристани, телеграф, телефон, аэродромы, базы и
склады, в охрану немецких должностных лиц, в гестапо и его школы, а
также во все другие учреждения и органы, обслуживающие армию или
местную администрацию немецких властей… Руководящим органам
партизанского движения, командирам и комиссарам партизанских отрядов,
наряду с боевой работой, развернуть и вести среди населения постоянную
политическую работу, разъяснять правду о Советском Союзе, о беспощадной
борьбе Красной Армии и всего советского народа против фашистских
захватчиков, о неизбежной гибели кровожадных оккупантов. Разоблачать
на фактах лживую немецкую пропаганду, воспитывать ненависть и
озлобление к немецким захватчикам. В этих целях организовать издание
газет, листовок и другого печатного материала на оккупированных
территориях». Замечу, что такое обилие задач приводило к
распылению усилий. Если бы партизаны, снабженные достаточным
количеством взрывчатки, сосредоточились на подрыве и разрушении
коммуникаций противника, не отвлекаясь на истребление полицейских
гарнизонов и не гонясь за численным ростом отрядов, это, возможно,
принесло бы больше пользы Красной Армии. Но Сталин требовал, и
партизанские руководители вынуждены были подчиняться. Пантелеймон
Кондратьевич Пономаренко на словах отвергал принудительную мобилизацию
в партизанские отряды, но на деле санкционировал ее, требуя всемерного
расширения партизанского движения. В феврале 1943 года он писал своему
уполномоченному по Пинской области Алексею Ефимовичу Клещеву: «У
Вас имеются неисчислимые резервы для движения, и мы считаем, что
количество партизан и отрядов, которое Вы называете в своем отчете, –
очень скромные цифры. Они могут быть намного увеличены… Необходимо
строго просмотреть практику отношения к населению отдельных отрядов и
командиров. Неправильное отношение, мародерство и прочие обиды
должны считаться тягчайшим преступлением, и надо иметь в виду, что
немцы считают очень действенным средством засылку в партизанские отряды
своих агентов, которые под видом партизан чинят издевательство над
населением и тем самым отталкивают население от партизан». Справедливости
ради надо повторить, что не только «засланные казачки», но и настоящие
партизаны грабили, насиловали, убивали мирных жителей. Если же
речь шла о семьях старост, полицейских или даже о тех, кого только
подозревали в сотрудничестве с оккупантами, то несчастных порой ждала
мучительная смерть. Здесь люди Пономаренко не уступали в жестокости
карательным отрядам немцев и их союзников. Строго говоря, от
избыточной численности партизан, не обеспеченных боеприпасами, никакого
вреда немцам не было. Наоборот, безоружные в сущности люди при
проведении широкомасштабных антипартизанских операций становились
легкой добычей карателей. Но рост рядов радовал начальственный
глаз. И Пономаренко вдохновенно докладывал Сталину: «По состоянию на 1
июня 1943 года на связи у штабов партизанского движения имеется
партизанских отрядов 1061 с количеством партизан 142006. Из общего
количества отрядов с 858 отрядами имеется радиосвязь через 268
работающих в тылу партизанских раций. Учтенные резервы
партизанского движения, готовые в любую минуту взяться за оружие,
составляют 215 400 человек. Фактически резервы более многочисленны.
Сеть подпольных партизанских организаций составляет: подпольных
областных комитетов партии – 14, подпольных райкомов партии – 106,
первичных подпольных партийных организаций по Белоруссии – 472 с
количеством коммунистов – 4395 человек. По остальным республикам и
областям сведений о первичных подпольных организациях нет. В тылу противника издается типографским способом республиканских и областных газет – 14, районных газет – 69. В
результате работы, проводимой подпольными партийными организациями,
отрядами и бригадами, партизанское движение продолжает расширяться.
Идет большой прилив местного населения в партизанские отряды, особенно
в связи со стремлением населения избежать объявленной немцами
мобилизации». Правда, из доклада следовало, что далеко не все у
партизан обстоит благополучно: «Обстановка в тылу становится все более
напряженной. Противник в апреле – мае с. г. предпринял крупные
карательные экспедиции против действующих партизанских отрядов с целью
их окружения и уничтожения. Против смоленских партизан только в районе Клетнянских лесов и полка Гришина действует до 30 000 вражеских войск. Против партизанских отрядов Калининской области противник ведет наступление силою до 50 000 человек. В
мае месяце немцы начали наступление против партизанских отрядов,
действующих в южной части Брянских лесов. В бой введены войска
численностью около 50 000 человек. В Белоруссии в мае месяце
немцы начали концентрическое наступление на партизанские отряды в
районе Бегомль Минской области. В бой введены войска численностью свыше
30 000 человек с тяжелой артиллерией и авиацией… Партизанские
отряды и бригады ведут непрерывные и упорные бои, изматывают врага,
наносят ему серьезные удары. Однако, вследствие трудностей добычи
боеприпасов, сами часто попадают в тяжелое положение и нуждаются в
помощи и поддержке боеприпасами». Немцы иной раз оценивали число
советских партизан даже выше, чем в штабе Пономаренко. В легенде к
карте, показывавшей деятельность советских партизанских отрядов на
территории РСФСР, Белоруссии и Восточной Украины, общее число партизан
оценивалось в 169—172 тысячи человек, причем самыми крупными
партизанскими соединениями считались «армия Сабурова» – 9-12 тысяч
человек, дивизия Ковпака – 5 тысяч и возглавлявшаяся Марковым бригада
имени Ворошилова в Белоруссии – 7 тысяч человек. Регулярно снабжать по
воздуху столько людей не было никакой возможности. Для этого не хватало
ни транспортных самолетов, ни посадочных площадок в лесах. Правда,
порой донесения вермахта и СД о численности партизан вызывали большое
сомнение в высших инстанциях. Герман Геринг, отвечавший за
хозяйственное использование захваченных восточных территорий, заявил в
августе 1942 года на совещании с чинами оккупационной администрации:
«Если выступят 10 партизан с обычными винтовками, то тыловые армейские
подразделения сообщают, что выступили целые дивизии. Посмотрите на
карту: в каком-нибудь заболоченном лесу находится еще 175-я ударная
(советская. – Б. С.) дивизия. А там наверняка всего лишь дюжина
партизан. Где они еще имеют много оружия, так это под Вязьмой и
Брянском, где проходили крупные бои». В том же донесении от 1
июня 1943 года Пономаренко докладывал Сталину, что в Полесье
партизанские соединения Федорова, Сабурова, Кожухаря, Мельникова и др.
«ввиду хорошего оснащения вооружением и боеприпасами проводят
набор-мобилизацию (в отряды) населения любого возраста по районам,
находящимся под их влиянием…». Подчинявшиеся Украинскому штабу
партизанского движения крупные (несколько тысяч человек) соединения
Сабурова, Федорова и др. имели большое количество оружия и боеприпасов
и, отправляясь в очередной рейд, перемещались на сотни и даже тысячи
километров. Они могли позволить себе роскошь мобилизации. Ведь в чужом
краю, в той же Западной Украине, принудительно призванные в партизаны
крестьянские парни (а иной раз, как утверждают немецкие донесения, и
девушки), находясь во враждебном окружении населения, сочувствовавшего
УПА, редко решались на дезертирство. Иная ситуация складывалась в
белорусских партизанских отрядах, подчинявшихся Пономаренко. Они обычно
действовали в пределах одного-двух смежных районов каждый и к тому же
испытывали острую нехватку боеприпасов, а порой и винтовок.
Мобилизованные находились здесь вблизи от родных мест и при первом
удобном случае всегда могли вернуться в свои деревни. Поэтому
Пономаренко не был столь активным поборником мобилизации в партизанские
отряды, как руководители украинских партизан. Стремление к
массовости партизанских отрядов не исключало того, что кандидаты в
«народные мстители» нередко проходили тщательную и иной раз жестокую
проверку. К партизанам присоединялись вырвавшиеся из лагерей
военнопленные. Порой перед тем, как принять в отряд, их подвергали
суровым испытаниям. Бежавший из плена с группой товарищей красноармеец
Безруков в письме родителям рассказывал, как их задержали люди,
представившиеся полицейскими: «Они, обсудив, выводят нас на расстрел.
Приготовляясь к смерти, я попросил разрешения закурить. Закурив, я
сказал, что никогда не ожидал, что русский народ будет расстреливать
своего брата русского, и крикнул напоследок, что пусть мы погибнем трое
за родину, но за нас отомстят. Один из арестовавших нас спросил: «За
какую родину, за гитлеровскую или за какую?» Я говорю: «За русскую
родину». Когда нас вывели на улицу выполнять решение, т. е. нас
расстреливать, оставшийся за командира группы сказал, что – мы
партизаны. О, как мы были рады до слез, попали в ту семью, которую мы
искали!» В какой-то мере массовость партизанских отрядов с 1943
года стала, по сути, неизбежным злом: все более острым становился
вопрос снабжения, а крупные отряды утрачивали подвижность и
превращались в легкую добычу для карателей. На самом деле
особенно эффективными были операции не многочисленных, но плохо
обученных и оснащенных отрядов, а действия небольших, специально
подготовленных и владевших самыми современными средствами борьбы
диверсионно-террористических групп, которые подрывали важные военные
объекты и уничтожали высокопоставленных чиновников оккупационной
администрации. Так, группа подрывников во главе со специалистом минного
дела И. Г. Стариковым осуществила в ноябре 1941-го радиоуправляемый
взрыв ряда зданий Харькова, где размещались немецкие учреждения. В
результате погиб начальник гарнизона генерал-лейтенант Георг фон Браун
и десятки немецких офицеров. В составе спецгруппы действовал и
легендарный Николай Кузнецов, застреливший вице-губернатора Галиции
Отто Бауэра и главу судебного ведомства в рейхскомиссариате «Украина»
Альфреда Функа. Наиболее же громкий теракт – убийство
генерального комиссара Белоруссии Вильгельма Кубе 22 сентября 1943 года
было организовано группой, подчинявшейся непосредственно Центральному
штабу партизанского движения и таившей суть своего задания и от
минского подполья, и от руководителей партизанских отрядов Белоруссии.
Возглавлял группу капитан госбезопасности С. И. Казанцев, за успешное
покушение на Кубе произведенный в майоры госбезопасности (освобождение
Минска он встретил командиром партизанского соединения из трех бригад).
Завербованные им агенты сумели убедить горничную генерального комиссара
подложить в кровать своего хозяина мину с часовым механизмом. Ранее
пытались уничтожить Кубе с помощью мины, заложенной в Минском
драмтеатре, где 22 июня 1943 года должно было состояться торжественное
собрание в честь годовщины начала войны против СССР. Но Кубе покинул
театр раньше, чем мина взорвалась. В результате погибли десятки мирных
горожан, не имевших никакого отношения к оккупационной администрации.
Казанцев считал, что взрыв все равно принес пользу – теперь жители
Минска будут остерегаться ходить на мероприятия, организуемые
германскими властями. У группы Казанцева был еще один объект для
охоты – Кабан. Под этим псевдонимом скрывался в документах НКВД и
партизан глава Русской освободительной армии (РОА) генерал Андрей
Андреевич Власов. Покушение готовилось на тот случай, если Власов
приедет в Минск. Кроме того, люди Казанцева старались завербовать
находившихся в городе офицеров РОА, чтобы потом с их помощью
осуществить теракт против генерала в Берлине. В отчете Пономаренко,
составленном в Минске 2 августа 1944 года, Казанцев сообщал, что они
завербовали «подполковника Соболенко Д. А., псевдоним «Ветлугин»,
командира группы пропагандистов РОА в Минске… Подполковник Соболенко
Дмитрий Аврамович (см. его дело) нами завербован в основном для того,
чтобы завершить дело по «Кабану». Обработка Соболенко, псевдоним
«Ветлугин», стоила большого труда. Через него мы хотели наладить
работу на Берлин и переслать туда письма к генералам из «Русского
Комитета» (с предложением уничтожить Власова и тем искупить свою вину
перед родиной. – Б. С), инструкцию нашей агентуре и яд для
«Кабана». Все это было передано своевременно с подробными указаниями,
но 7.4.44 г. его арестовало минское СД (гестапо), как выяснилось теперь
через его жену, по связям группы Градова, с которым он также работал,
скрывая это от нас. Имеются предположения, что наши письма и яд он
сумел переслать в Берлин до своего ареста. Об этом нам сообщила его
жена, проживающая в данное время в Минске на Московской улице, д. 4,
кв. 2… Возможно по имеющемуся у меня письму связаться с начальником
канцелярии «Кабана» – Калугиным Михаилом Алексеевичем и рядом других
русских офицеров, находящихся на территории Германии, обработанных нами
или намеченных к обработке…» Дмитрий Аврамович Соболенко (судя по
отсылке Казанцева к его личному делу, Соболенко – настоящая фамилия
подполковника-власовца) был личностью примечательной, и менять фамилии
ему приходилось неоднократно. Скорее всего, Дмитрий Аврамович вел с
майором Казанцевым двойную игру. Дело в том, что всего через семь
месяцев после своего исчезновения из Минска он возглавил под именем Н.
В. Тензорова управление безопасности образованного Власовым с санкции
немцев Комитета освобождения народов России (КОНР). Ясно, что СД
никогда бы не допустило назначения на такой пост человека,
заподозренного в связях с советским подпольем в Минске. Очевидно,
легенда об аресте понадобилась для того, чтобы объяснить внезапное
исчезновение Соболенко-Ветлугина-Тензорова из белорусской столицы. То,
что он так и не стал советским агентом, доказывает поведение Дмитрия
Абрамовича в последние дни существования КОНР и власовской армии.
Вместо того чтобы помочь советским представителям обнаружить и
захватить Власова, как по логике должен был поступить человек,
завербованный НКГБ, Соболенко-Тензоров предпочел скрыться с помощью
американского капитана Донахью уже после того, как Власов оказался в
распоряжении сотрудников СМЕРШа. А перед этим настойчиво уговаривал
генерала переодеться в штатское платье и бежать в Южную Германию. В
итоге Соболенко стал одним из немногих высокопоставленных сотрудников
КОНР и РОА, благополучно избежавшим выдачи Советам и мирно окончившим
свои дни в эмиграции. А с группой Казанцева, как и ранее с группой
подпольщика Градова, он вступил в контакт лишь затем, чтобы выведать,
какими агентами располагают чекисты во власовском окружении. Скорее
всего, те лица, письма к которым передал Казанцев через Соболенко, были
арестованы гестапо и контрразведкой РОА. После убийства Кубе
группа Казанцева готовила покушение на его преемника – группенфюрера СС
Карла Готтберга, прославившегося жестокими карательными экспедициями
против партизан и мирного населения. Но здесь партизан ждала неудача.
Был разработан детальный план покушения. Завербованному людьми
Казанцева электромонтеру театра Игорю Рыдзевскому следовало провести
снайпера, снабженного бесшумной винтовкой с оптическим прицелом, в свою
мастерскую, окна которой выходили на фасад здания генерального
комиссариата. Один из работавших там агентов, по кличке ИЁанов, должен
был подать сигнал в тот момент, когда Готтберг будет приближаться к
зданию, и тогда снайперу М. И. Макаревичу предстояло поразить
группенфюрера с 200 метров отравленными пулями, а затем вместе с
Рыдзевским скрыться на конспиративную квартиру. Уже назначили
дату акции – 15 октября 1943 года. Однако в этот день Готтберг
отсутствовал в городе, а несколько дней спустя Иванов был арестован, и
связь с Рыдзевским прервалась. Макаревич так и остался в одном из
партизанских отрядов под Минском. Запасные же варианты покушения на
Готтберга претворить в жизнь не удалось – с марта 1944-го партизанская
зона под Минском оказалась в плотной блокаде и Казанцев со своей
группой больше не сумел проникнуть в город. Поэтому Готтбергу была
предоставлена возможность самостоятельно покончить с собой в мае
1945-го, сразу после поражения Германии. Но прежде люди Казанцева
попытались завербовать нескольких сотрудников генерального
комиссариата. Справка об одном из них, приведенная в отчете Казанцева,
читается как короткий анекдот: «Обрабатывался Кандыбович, бывший
управделами Совнаркома БССР. Обработка его успехом не увенчалась.
Слишком он был предан немцам».
|